Путешествие в обратно

Я разрезал котлету на мелкие кусочки и стал искать кошачью тарелку. Вылизанная до блеска тарелочка стояла под раковиной. Я положил кусочки в чашку и поставил перед Пуней. Тот стал жадно есть.

15.

Послышался звук открывающейся двери и я услышал до боли родной голос мамы:

– Юра-а-а! Ты дома?

Потом раздалось папино покашливание.

– Бух-бух-бух.

Сдерживая слезы я выкрикнул бодрым голосом:

– Дома, мам! Я…я…я на кухне…ужинаю.

Вскоре я услышал шарканье маминых тапочек. Когда она появилась на кухне, я непроизвольно вскочил из за стола. Мама была одета в простенькое платье в горошек с откладным воротником.

– Ты, что, сынок, весь день голодным был?! Разве так можно? – запричитала она.

Мама умерла много лет назад. Ей было шестьдесят пять. Память стерла черты ее лица. Увидев живую маму молодой я не смог сдержаться. Выскочив из-за стола, бросился к ней, упал на колени, уткнулся в платье и разрыдался.

Она растерялась, обхватила мою голову и стала быстро гладить.

– Ты, что, сынок? Что с тобой? Я же не ругаю тебя, Юра, сыночек, я… я просто спросила… Коля! Коля! Иди же сюда! – громко позвала она папу. – С Юрой что-то случилось!!!

На кухню вошел папа. Я успел рассмотреть его салатовую рубашку и серые широкие послевоенные брюки, которые он носил до сих пор.

Увидев сквозь слезы папу, я еще громче завыл. Внутренний голос подсказывал мне, чтобы я немедленно перестал плакать, но я ничего не мог с собой поделать. Слезы потоком стекали по щекам.

Отец видя меня в таком состоянии, тоже растерялся.

– Марусь, да что случилось-то тут? – срывающимся голосом произнес он, – отчего он так плачет? Что ты ему сказала?

– Ничего не сказала. Только спросила почему он ужинает так поздно, а он сразу в слезы! – стала оправдываться мама.

Она обхватила мою голову и прижала к груди.

– Ох, да что же это такое? – запричитала она.

Потом оторвала от себя и пристально посмотрела в глаза.

– Может тебя кто обидел, сынок? А? Ты скажи, не бойся…я…я..я…

Увидев родное мамино лицо так близко, я разревелся еще сильнее.

Мама крепче прижала мою голову к себе и раскачивалась.

– Ох, горюшко ты мое. Да что же с тобой случилось-то?

Вдруг она внезапно остановилась и повернув мое лицо к себе спросила:

– Сынок, а почему у тебя правое ухо такое горячее и… красное?

От неожиданного вопроса, я замолчал, не понимая почему мама спрашивает об этом. Каким цветом было мое ухо я не видел, но то что оно было горячим – почувствовал.

– Ты посмотри, Коль, какое у него красное ухо, как будто кто-то драл его!

– произнесла она так громко, как будто папа был не рядом с ней, а находился где-то далеко.

– Юра, кто трепал тебя за ухо? – вкрадчиво спросила мама.

– Никто не трепал…может… я просто натер ухо рукой!

– Ох, нет, сынок, рукой так не натрешь! Скажи мне правду, сынок. Не бойся. С кем ты играл во дворе? – продолжала допрос мама.

Я не знал что ей ответить, но понимал, что мама на этом не остановится.

– Я жду ответа, Юра.

– Сначала я сидел в грибке с Витей Колупаевым, потом… потом пошел к Вовке домой. – Про поход в кино и вылазку в "зону" я не стал упоминать.

– Который Вова? Как его фамилия? Петров? – перебила мама.

Странно, но фамилия Вовки, с которым я сидел за одной партой до пятого класса, напрочь выскочила из головы.

– Это был Вова Петров? Да?

Я кивнул, в надежде что на этом допрос закончится.

– Так, – продолжила мама, – и что вы делали дома?

– Играли.

– Понятно, – констатировала мама. – Вы там набедокурили, значит. Да, да я знаю ваши игры. Не смотри так на меня. Пришла тетя Люба на Вовку спустила собак…а тебя потрепала за ухо. Так было дело?

Плакать я уже перестал и с трудом держался, чтобы не разреветься, поэтому опять кивнул. Что я мог еще сказать? Если ухо было красным, значит кто-то его драл. И этим "кто-то", конечно, должна была быть тетя Люба, не Вовка же. Притом я видел, что маме почему-то очень хотелось, чтобы это была именно тетя Люба.

– Ты уроки сделал? – вдруг спросила она.

Я отрицательно покачал головой.

– Вот и ладно, – произнесла она в задумчивости. Вытерла ладонью слезы с моих щек.

– Давай-ка, садись за уроки, а я… я кой куда схожу и быстро вернусь.

Когда дверь за мамой закрылась, я посмотрел на папу. По его лицу я понял, что он не одобрял ее уход. Мы немного помолчали.

– Что случилось? Что-нибудь серьезное?

– Нет. Все нормально. Просто я…ну вообщем, не знаю сам…

– Папа улыбнулся и погладил меня по голове.

– Три к носу сынок, все пройдет. У меня тоже такое было…когда был в твоем возрасте. Не переживай. Все утрясется.

Папа посмотрел на сковороду.

– Ты, что котлеты холодными ел?

– Да. Я люблю холодные котлеты.

– Правда? Что-то не замечал.

Он подошел к окну и открыл форточку.

– Теплынь-то какая. Вот тебе и сентябрь. Температура воды в Волге двадцать градусов! Когда такое было, уж и не помню. Ладно. Соловья баснями не кормят. Вон, темнеет уже. Уроков то много задали?

– Средне.

– Ну, тогда пошли делать уроки.

У дверей в комнату на полу стояла хозяйственная сумка из которой торчала свекольная ботва рядом стоял трехлитровый бидончик.

– Должно быть подарки от Тети Кати, – догадался я.