Путешествие в Россию

Трудно сказать, на каком языке вел свой дневник датский посол во время самого путешествия. Тот текст, что дошел до нас в публикации 1606 г., написан на латинском языке. Название всему сочинению автор дал греческое (Hodoeporikon)[179]. He преминул он повторить (видимо, вслед за священником) и греческую цитату, и греческую поговорку и сослаться на Теренция, античного комедиографа I в. до н. э., щегольнуть, может быть, и чужим, если это заимствования из дневника пастора, знанием античной мифологии. Окончательный вид своим записям Ульфельдт придал по возвращении на родину в 80-е годы или, как считает К. Расмуссен, между 1584—1585 и 1593 гг.[180].

Сетования Ульфельдта на плохое знание латинского языка и отсутствие возможности совершенствоваться в нем в течение 4 лет заставляют согласиться с мнением Расмуссена и более того — предположить, что именно записки о путешествии в Россию и были первым из серии литературных трудов, предпринятым этим датским автором. Между 1584—1585 и 1593 гг. Ульфельдт придал тексту дневника определенную направленность, призванную оправдать его дипломатическую деятельность в России и получить тем самым политическую реабилитацию при дворе.

Отрицательное умонастроение Якоба Ульфельдта по отношению ко всему русскому могло возникнуть не только из-за желания оправдаться за неудачные переговоры с русскими, но и по причине тех необычных не только для него, но и других членов посольства реалий русской жизни, с которыми ему пришлось столкнуться за время своего путешествия. 1 июня посольство достигло королевского владения Монгард на о. Мен (Муху), где вынуждено было ночевать под открытым небом, “так как [оно] было разрушено и сожжено и русскими и шведами” [то ли, то ли]. И в дальнейшем датским послам редко выпадало счастье иметь более или менее надежный кров.

Конечно, и самому Ульфельдту, и пастору посольства, равно как и секретарю посольства П. Верникену, трудно было разобраться в реалиях русской жизни. Ни один из них не знал ни одного славянского языка, и источниками информации для них, помимо визуальных впечатлений, служили лишь скупые сведения, получаемые с помощью переводчиков — их собственного и русских, прежде всего приставов. Круг общения послов ограничивался, по существу, лишь приставами, а знакомство с русской жизнью — ее неприглядной в то время изнанкой[181]. Записки поражают удивительным отсутствием упоминаний людей, с которыми они приходили в контакт. В Пернове, где постоянно действовала, причем очень активно, русская администрация (в начале 1578 г. там находились воеводы кн. М. Ю. Лыков, П. Е. Кутузов и дьяк В. Алексеев), их даже не пустили в город-крепость (в русских документах — Большой город)[182], не говоря уж о том, что послам не было устроено торжественной встречи. Подобное поведение русской администрации трудно объяснимо, если только не предположить последствий недавнего осложнения военного положения Пернова в конце мая 1578 г., о чем Ульфельдт и сам упоминает. Та же история повторилась и в Фелине (Вильянди), одном из крупнейших городов Ливонского ордена, превратившемся в один из основных опорных пунктов царского владычества в Ливонии. Воеводы города И. Ф. Сабуров и И. Г. Волынский, видимо, имели основания бояться проникновения в город иностранцев, даже членов посольства государства, с которым поддерживались дипломатические отношения. Здесь — в Фелине — на протяжении 1578—1579 гг. производилось испомещение служилых людей, находившихся в его округе[183], приводились к присяге жители пожалованных им (“в присягу”) дерптских, фелинских мыз и деревень, а также Каркусского уезда[184], здесь хранились военные запасы (свинец и ядра), которые потом распределялись по более мелким ливонским городам, правда, не всегда расторопно[185]. Не больше повезло датскому посольству и в Дерпте (Тарту, Юрьеве). Попавший в руки царских войск уже в самом начале войны, весьма основательно разрушенный, город, тем не менее, и в начале войны, и на ее завершающем этапе исполнял роль столицы русского властвования. Недаром на печати ливонского наместника 1564 г. был изображен герб именно этого города, попираемый правой лапой двуглавого орла[186]. Ливонский наместник царя располагался в Юрьеве.