Путешествие в Россию

Дания XV—XVI вв. мало чем напоминала Данию эпохи викингов. Датское общество этого времени уже развивалось по тому руслу, по которому шло общественное развитие других стран западно-европейского мира. Изменения в образе жизни, нравах, одежде, архитектуре, в духовной и религиозной жизни, происходившие в таких странах, как Италия, Франция, Германия, Англия, быстро достигали и датских пределов. И по внешнему виду, и в быту, и по менталитету датчанин являлся и сам себя сознавал европейцем, частицей той культурно-исторической общности, которую принято часто называть западной цивилизацией. Отсюда становится понятным то ощущение чужеродной среды, которое испытывали датчане, оказавшись в России XVI в. Датчанам, как и прочим европейцам, Россия XVI в. казалась такой же загадочной, малопонятной, трудно психологически воспринимаемой страной, как и культурные миры Азии, Африки и Америки, с которыми европейцы начинают активно знакомиться с XV в. Русский посольский обычай, сильно стеснявший иноземных дипломатов, религиозные отличия, иные нравы — все это могло способствовать созданию отрицательного психологического настроя при восприятии русской жизни. Подобные впечатления от столкновения с чужой культурной средой были вообще характерны в прошлом (впрочем, часты они и в наши дни) для представителей различных народов. Все инородное, отличное от привычного культурного идеала, мыслилось обычно как более низкое, а потому достойное осуждения. Образ “варварской Московии”, созданный Я. Ульфельдтом, здесь весьма показателен, хотя должно принимать во внимание, что этот образ начертан пером представителя высшего датского общества, получившего не только университетское образование, но и воспитанного на поведенческих стереотипах, характерных для аристократических слоев католической и протестантской Европы XVI в.

Следовательно, суждения и наблюдения, сделанные датским дипломатом относительно русской жизни, несут на себе печать ценностных установок той общественной и культурной среды, в которой протекала жизнь Я. Ульфельдта. Это касается и характеристики Ульфельдтом русского образа жизни, и его впечатлений от общения с отдельными русскими людьми. Все, с чем ему приходилось сталкиваться в России и что не соответствовало его культурным идеалам, он осуждает. Тем не менее каждое, пусть даже фрагментарное, описание ее реалий может дать любознательному читателю, не говоря уж о специалисте-историке, ряд сведений, иногда единственных в своем роде, — об истории, быте, нравах народов России, которые чужеземцы черпали из личных наблюдений и бесед с местными жителями и которые часто не находили своего отражения в отечественных источниках.

В сочинении Ульфельдта ясно обнаруживает себя менталитет рационально и холодно мыслящего европейца, который необыкновенно (для русского, конечно) заботится о своем здоровье — он нуждается в прогулке, чтобы “в быстром движении размять... затекшие от долгого пребывания в домах члены”, он мечтает об охоте, участники посольства “привыкли заниматься какими-нибудь делами, идущими на пользу здоровью”.

Путешествие не представило таких возможностей. Разумеется, длительность путешествий в Данию отчасти определялась, а бедствия и русских, и датских послов были усугублены военными действиями. Наиболее остры были дорожные “приключения”, они-то и задали тон всему сочинению посла. Ульфельдт неоднократно пишет о тяготах и трудностях пути. Автор записок старательно подчеркивал неудобства и мучения, выпавшие на долю посольства, однако подобным испытаниям подвергалось отнюдь не только его посольство. В 1562 г. русские послы добирались до Копенгагена больше 4 недель. 15 сентября они вместе с датскими послами сели на корабль в Нарве[196]. Флот разметало, Ромодановский и Висковатый с Третьяком опередили королевских послов на 10 дней и прибыли 14 октября. Приблизительно столько же времени это русское посольство и возвращалось: 9 августа 1563 г. — в Мальме, 21 августа — Аренсбург. Больше месяца послам пришлось провести на Эзеле из-за датско-шведской войны. Висковатый и Ромодановский оказались захваченными курляндско-литовским отрядом магистра Готхарда Кеттлера и кн. Александра Полубенского, вопреки перемирию, заключенному с 24 февраля до 6 декабря 1563 г.[197], воевавшего со шведами. Взамен за свободный проезд послов магистр и князь просили освобождения Фюрстенберга и полоцких пленников[198]. Юрьевский воевода Андрей Курбский выслал им эскорт, который 13 дней в Моонзунде ждал послов. 24 сентября послы наткнулись на корабли шведов и вели переговоры. Лишь 26 сентября они встретились с эскортом, который и сопроводил их на родину[199].