Читаем Путешествие в Сибирь 1845—1849 полностью

Татарские богатырские песни изображают смелыми чертами деяния какого-нибудь преславного витязя, заставляют его побеждать не только людей, но и богов, и заключаются обыкновенно тем, что непобедимый герой добывает, наконец, себе жену и спокойно доживает с нею до глубокой старости. Сравнение татарских богатырских песен с финскими и самоедскими показывает замечательное сходство их с сими последними как в целом, так и в частностях. Колоссальное в представлении — главная характеристическая черта, общая всем им, потому что воспеваемая финскими песнями природа, богатая серебром и золотом, деревья, касающиеся макушкой неба, животные, покрывающие собой целые моря и земли, богатыри, от одного голоса которых моря волнуются, земля дрожит и горы расседаются, — все это и многое другое почти слово в слово находится и в татарских богатырских песнях, и, несколько только в грубейшей форме, в самоедских. Большое сродство между ними обнаруживает далее и та внутренняя жизнь, которую песни этих народов придают всему существующему в природе: каждая рыба, птица, куст, камень, каждое бревно одарены чувством и радуются, и горюют. Много сходного и в чародейственных представлениях. В этом отношении и у татар сила магии, т.е. мудрость, ставится выше силы меча; так, герои их отправляются в далекие земли за мудрым советом, и не один непобедимый побеждается слабой женщиной только силой мудрости. Замечу здесь, кстати, что по понятиям татар, песнь — высшее выражение мудрости и нет в природе существа, которое бы могло противостоять ей. С благоговением рассказывали мне татары, как семь Кудаев[189] сидят на вершине облака и слушают прекрасные песни, сопровождаемые звуками арфы. Даже Айна[190] выходит из земли по пояс, чтоб послушать звуки арфы и песнь, которой увлекаются и птицы воздушные, и рыбы водные, и звери степные, и даже сами скалы и горы. Как не вспомнить при этом песни Вайнемойнена, когда он в первый раз дотронулся до струн своей арфы из щучьих ребер!

Татарские богатырские песни имеют, кажется, и некоторую историческую важность[191], но главное их достоинство то, что они — сокровищница мифологической мудрости. Из этих песней, между прочим, видно, что в древности татары поклонялись высшему божеству под именами Кудая, Джиите Кудая (Djiite Kudai — семь Кудаев), Тоогос Кудая (девять Кудаев) и Тоогос Тйейен (девять Тйейенов). Кудай, по их представлению, живет над облаками и, по одной сказке, сидит в шатре за занавесью и вписывает в большую книгу рождающихся и умирающих. Кудаю много хлопот с землей, управление которой он вверил храбрым богатырям-ханам. Над ними он поставил так называемого Улу-хана — «Большого хана»[192], который возвещает волю Кудая на земле из писаной книги. В одной песне говорится о таком Улу-хане, что он родился в одно время с светом, что смерть и болезни над ним не властны, и что возраст его меняется, как четверти месяца. Эта песня упоминает еще о многих других богатырях, которых Кудай одарил также бессмертием, но потом, когда они возмутились против него, в наказание за их дерзость обратил в камни. Поэтому и теперь сохранилось еще мнение, что все каменные изображения, которые во множестве встречаются на Саянской степи, в свое время были знаменитые герои и героини.

Кудай представляет в татарской мифологии доброе начало, все же злые, враждебные Кудаю существа называются айна. Эти живут под землей и подчинены набольшему, именуемому Ирле-ханом[193]. Как богатыри пользуются покровительством Кудая, так шаманы находятся в дружественных отношениях с Ирле-ханом, и каждый имеет в услугах по нескольку айн, присутствующих и помогающих им при заклинаниях. По существу своему айны, собственно, незримые духи, но часто принимают образы людей, змей, собак, птиц и т.д. Значение айн имеют, как мы выше заметили, и все пришитые к одежде шамана суконные лоскутья, колокольчики, бубенчики и железные бляшки.

Поклонялись в старину также и высоким скалам, святость которых обозначалась намалеванными или высеченными фигурами[194], и могильным курганам, и вышеупомянутым каменным истуканам[195]. Из деревьев чествуется у татар лиственница, как у финнов рябина. Вместе со многими народами они чтут змею и медведя, почитают также священными и разных птиц, и из них больше всех лебедя. Следующий, всюду распространенный обычай показывает уважение их к этой птице. Как скоро татарин застрелил лебедя, он отправляется с ним к соседу и по предварительном угощении айраном дарит его ему, за что сосед непременно должен одарить лучшей своей лошадью. Новый владелец лебедя в свою очередь отправляется с ним к своему ближайшему соседу и обменивает его так же выгодно. Таким образом лебедь переходит из юрты в юрту, пока придется, наконец, кому-нибудь поплатиться лучшим конем за полусгнившую птицу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1
Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Данная книга является первым комплексным научным исследованием в области карельской мифологии. На основе мифологических рассказов и верований, а так же заговоров, эпических песен, паремий и других фольклорных жанров, комплексно представлена картина архаичного мировосприятия карелов. Рассматриваются образы Кегри, Сюндю и Крещенской бабы, персонажей, связанных с календарной обрядностью. Анализируется мифологическая проза о духах-хозяевах двух природных стихий – леса и воды и некоторые обряды, связанные с ними. Раскрываются народные представления о болезнях (нос леса и нос воды), причины возникновения которых кроются в духовной сфере, в нарушении равновесия между миром человека и иным миром. Уделяется внимание и древнейшим ритуалам исцеления от этих недугов. Широко использованы типологические параллели мифологем, сформировавшихся в традициях других народов. Впервые в научный оборот вводится около четырехсот текстов карельских быличек, хранящихся в архивах ИЯЛИ КарНЦ РАН, с филологическим переводом на русский язык. Работа написана на стыке фольклористики и этнографии с привлечением данных лингвистики и других смежных наук. Книга будет интересна как для представителей многих гуманитарных дисциплин, так и для широкого круга читателей

Людмила Ивановна Иванова

Культурология / Образование и наука