Путешествие в Сибирь 1845—1849

Таким образом, я, конечно, уклонился от первого моего плана, но это оказалось весьма полезным, потому что не только привело меня к самоедам, но и кажется необходимым шагом для дальнейших исследований. Самоедское население Томской губернии гораздо многочисленнее и гораздо важнее во всех отношениях, чем можно было предполагать по прежним о нем сведениям. Оно начинается тотчас от сургутской границы на севере и отсюда распространяется к югу по Верхней Оби и ее притокам Тыму, Кети, Пара-бели, Чулыму до Томска. Русские называют самоедов Томской губернии остяками, тогда как остяков здесь нет, за исключением небольшой ветви, живущей только по Васьюгану и примыкающей по языку к соседним остякам Сургутского округа. В речной области Васьюгана встречаются, впрочем, и самоеды, и именно по Чежабке (по-остяцки Wai-jogan). Что касается до томского самоедского наречия, оно значительно отличается от обдорского, но, как обыкновенно, больше массой слов, чем самим грамматическим построением. Некоторые из свойственных ему слов — совершенно неизвестного для меня происхождения, другие же заимствованы частью из татарского и остяцкого языков. Приведенный остяцкими словами в заблуждение, Клапрот причислил большую часть коренных жителей Томской губернии к остякам и разделил их язык на два наречия — васьюганское и нарымское. Где господствует нарымское наречие мнимых остяков, Клапрот не определяет, но так как для самоедов он отвел окрестности Нарыма и верхнее речение рек Кети и Тыма, то и можно было предполагать, что остальные части Нарымского округа заселены так называемыми нарымскими остяками. Можете представить мое удивление, когда, проехав большую часть этих стран, я не встретил ни одного остяка, когда в каждой юрте находил только самоедов. Но еще более изумило меня то, что многие остяцкие слова, приведенные Клапротом под рубрикой «Близ Нарыма», например, названия чисел, вовсе не существуют в нарымском наречии. Из этого явствует, как мало можно полагаться на приводимые Клапротом списки слов. Вместе с тем я еще более убедился, что крюк, который я сделал, поехав в Нарым, — самая прямая дорога к моей цели. Я слышал от многих и в разных местах, что самоеды Тыма, Куль-Йогана и Таза находятся в сношениях друг с другом и говорят почти одним и тем же языком. По-моему, нет ничего естественнее этого, да и по Клапротовым таблицам наречие томских самоедов ближе к наречию тазовских, нежели к наречию туруханских. Если это все так, то мои здешние занятия самоедским будут полезным приготовлением для будущих исследований по Тазу и Куль-Йогану, где без такового приготовления лингвистические разыскания были бы почти невозможны, потому что тамошние жители не знают по-русски, не имеют даже порядочных жилищ. Впрочем, и в случае, если мое предположение о ближайшей связи между томским и тазовским наречиями не оправдается, я много выиграю уже и тем, что расширившееся знакомство с самоедским языком, которое я приобрел и приобретаю настоящей поездкой, значительно облегчит изучение как тазовского, так и всякого другого наречия.