Путешествие в Сибирь 1845—1849

Теперь несколько слов о моем здоровье. На него я не могу особенно пожаловаться, кроме нескольких катаров и других незначительных страданий, преимущественно грудных, неизбежных в холодных и продуваемых сквозным ветром жилищах, я был всю зиму довольно здоров и мог работать. Да и стыдно было бы расхвораться в зиму, так сносную и кроткую, что ни разу не замерзали, как говорил мой ямщик, ни вороны, ни сороки. Но вот близится несносная весна и еще несноснейшее лето — настоящие оселки моего здоровья. А тут на беду еще в томской аптеке я не нашел прописанных мне лекарств, вероятно, не найдешь их и в Красноярске, и за тем придется уже предоставить попечение о моем здоровье решительно на волю Божью.

VII

Асессору Раббе. Томск, 5 (7) марта 1846 г.

Вот я и в Томске! Если ты хочешь узнать, какими путями пробрался я в этот блестящий Париж Сибири, то возьми карту Азии и отыщи на ней реку, которую самоеды поэтически называют Душою (Kuai)[89], остяки — Ac (As), а большая часть остальных смертных — Обью. В верхней речной области ее ты найдешь при реке Томи город Томск, а несколько градусов посевернее, на самой Оби, лежит город Нарым, который, однако ж, едва ли окажется на твоей карте, потому что он так же, как и Сургут, уже лишился своих привилегий и только благодаря своей древности и прежним заслугам пользуется еще почетным титулом города. Переезд от Нарыма до Томска, равняющийся 470 верстам, делается обыкновенно в какие-нибудь трое суток, а я ехал целых три месяца, потому что филологические исследования имеют страшную способность везде задерживать. Хорошо еще, если они задержат в населенном месте, но на моем пути это случается очень редко и совершенно неожиданно. Такова уж, верно, была воля Всевышнего, чтобы народы, принадлежащие к бедному племени самоедов, служили батраками сильным мира сего и жили в беднейших и пустыннейших странах обитаемого мира. Правда, что томские самоеды еще менее большей части своих соплеменников имеют причину жаловаться на обдел в этом отношении, однако ж, и на их горькую долю выпала все-таки страна по преимуществу болотная. В области томских самоедов находятся скверные Барабинские болота, которым едва ли есть что-нибудь подобное на всем земном шаре, как по обширности, так и по злокачественности их испарений. Из этих болот ежегодно распространяются опустошительные заразы, поражающие без разбора и людей, и животных, истребляющие все стада, что составляет главное препятствие всякому возделыванию и благосостоянию. Окруженные такой враждебной природой, самоеды и в Томской губернии остались большей частью дикими обитателями лесов, которым покрытые снегом поля приятнее домашнего очага. Некоторые выбрались, конечно, из лесов, расстались навсегда с болотами, но жизнь все-таки осталась жизнью лягушки в грязи. Даже и самые на русский лад устроенные жилища их похожи на хлева, в которых люди, телята, собаки и куры дружелюбно живут под одной кровлей. Хотелось бы уверить себя, что в этом сожительстве они, по крайней мере, ведут жизнь невинную, беспорочную, но и эта иллюзия уничтожается тотчас же страшно обезображенными лицами, множеством пьяных не только мущин, но и женщин, валяющихся в юртах и раздирающих ваше ухо громкими носовыми диссонансами, противнейшими даже и рева их бессловесных товарищей.