Путешествие в страну миражей

Не чувствуя ног, Надя прошла к двери, услышала за спиной восторженный возглас:

— Ну и выдержка!

В коридоре было сумрачно и прохладно. Надя прижалась к стене и долго стояла неподвижно, стараясь отдышаться от пережитого страха. Хотелось заплакать, но мешала упрямая злость, кипевшая в ней. Куда она попала? Жарища, пыль, развалины Ашхабада, разрушенного прошлогодним землетрясением. И еще этот песчаный крокодил, которого она впервые увидела у своих ног. И слишком строгий начальник, встретивший ее, молодого специалиста, без обещанных в институте «объятий»…

Начальник холодно из-под бровей осмотрел Надю.

— Что умеешь делать?

— Ничего не умею, — упрямо ответила она.

— Чему-то ведь вас учили? — и словно поняв ее состояние, спокойно потянулся за бумагами: — Ладно, составишь для начала геологические профили вот по этим материалам, подготовишь отчет.

— А как я его буду готовить?

— Возьми мой, дома прочтешь, разберешься…

С трепетом, какого не ведала в институте, она ждала оценки за эту первую свою самостоятельную работу. Даже зажмурилась, когда главный инженер, смотревший ее работы, пошел к начальнику.

— Не мне, — сказал начальник. — Она делала, ей и неси.

Потом все же посмотрел профили, улыбнулся довольный:

— Ну вот, а ты боялась…

Вечером они вместе шли тихой душной улицей.

— По Украине соскучилась?

— Ставки снятся, — призналась она.

— Хочешь, домой отправлю?

— Как это?

— Придем на вокзал, найдем какого-нибудь военного, договоримся, чтоб женился на тебе, потом разведетесь.

— Больно просто.

— Останешься на год-два, не уедешь отсюда.

— Не пустят?

— Сама не захочешь. Привяжешься к работе…

В первой своей экспедиции она часто вспоминала те первые дни самостоятельной работы. Наверное, еще и потому, что экспедиция была неожиданно трудной: ее назначили начальником отряда и отправили в глухие районы Юго-Восточных Каракумов исследовать трассу будущего Каракумского канала. В отряде было восемь мужчин и она — маленькая, худенькая, совсем девочка, с романтическими мечтами и сумкой через плечо, набитой деньгами на всю экспедицию.

Холодный ветер свистел в зарослях тамариска, гасил костры. Не снимая теплой одежды, Надя забиралась в спальный мешок и подолгу лежала, не в силах уснуть, слушала, как воют в темноте дикие собаки. Она думала о своей разнесчастной судьбе, забросившей ее в эту страшную безлюдную пустыню.

Когда человеку трудно и одиноко, особенно ярки в памяти картины детства, юности, всего хорошего, что было в жизни. Вот она маленькая стоит на последней парте на коленях, чтобы через головы впереди сидящих учеников видеть учительницу. Она была счастлива тогда, потому что до первого класса ей не хватало двух лет, и ее пустили в это святилище после долгих слезных уговоров. Вот она с подружкой Женей идет по темному полю со школьного праздника, где им выдали подарки — по карандашу. А дома оказалось, что она потеряла свой карандаш, и собралась идти ка темную дорогу искать. И успокоилась, только когда Женя разрезала свой карандаш пополам. Вот она краснеет перед учительницей химии Марией Федоровной, увидевшей у Нади маникюр на мизинце…

В классе их было две чертовы дюжины — тринадцать мальчиков и тринадцать девочек. Сидели двумя рядами парт, соревновались. У каждого ряда был свой лучший химик и физик. Лучшим математиком в девочкином ряду была Надя. Вспомнился выпускной вечер под высокими соснами над уснувшим ставком, песни той долгой и радостной ночи. А утром мать разбудила ее страшной вестью: война!!

Надя осталась в оккупации потому, что мать была на сносях и за ней некому было ухаживать. Вспомнила, как закапывала под яблоней аккуратно завернутый в мешковину Устав колхоза — толстую книгу в красном переплете, как поразили ее немцы, бегавшие за курами с таким видом, словно они год ничего не ели, как ее едва не застрелил пьяный фашист, которого она за что-то обозвала дураком.

Надю всегда упрекали в строптивости. И геологом стала назло одному лейтенанту, попытавшемуся самоуверенно предсказать, что она, как и все девушки, будет учительницей. И в эту экспедицию тоже попала из-за строптивости: ответила слишком резко одному начальнику, который, как потом выяснилось, почему-то недолюбливал симпатичных девчат…

— Слушай, Чевченко, почему издеваешься?!.

Надя торопливо зажгла фонарь, увидела в дверях палатки небритую физиономию коллектора Мирбусова.

— Чего тебе?

— Денег давай. Совсем замерзли — выпить надо.

— Нету у меня денег, — строго сказала она, задвигая сумку подальше под спальный мешок.

— Почему зарплату не платишь? Домой давно не посылали.

— Завтра поеду в поселок, получу деньги. Скажи всем, пусть напишут, кому сколько надо домой перевести.

Она тихо засмеялась в темноте, зная, что все назло ей напишут большие суммы, и жены наконец-то получат полные переводы.

— И есть надо купить. Списки составим.

— Хорошо.

Она снова улыбнулась: в списках под номером один наверняка будет значиться пол-литра. Рабочие уже усвоили: при любой погоде начальница считает пол-литра пределом для человека на целую неделю.