Она бы с удовольствием избавилась от этого Мирбусова, который мутил ей весь отряд, но не могла обойтись без знающего коллектора. Он вел документацию каждой скважины, описывал пески: мелкозернистые, очень мелкозернистые, тонко- и разнозернистые, даже такие, о каких Надя и не слыхала, учась в институте: очень-очень мелкозернистые, очень тонкомелкозернистые.
Объем работ был велик, и Надя знала: его не выполнить без жесткой дисциплины в отряде. И как могла, «держала марку», решительно пресекая нарушения. Наверное, со стороны очень странно было видеть ее, маленькую, худенькую, сердито разговаривающей с мужчинами. Но уступить в малом значило потерять контроль над людьми и сорвать задание.
Однажды геологи разбили лагерь неподалеку от кочующего туркменского аула. Только там Надя поняла, что уже перешагнула порог ученичества.
— Все началось с тушканчиков. Днем, пока геологи работали, зверьки воровали конфеты в палатках и почему-то складывали их на кошме, расстеленной перед входом палатки начальницы. Надя пошла за разъяснениями к старому туркмену. Тот посмотрел и сказал только два слова: «Это хорошо!» Но сказал как-то по-особому многозначительно.
На другой день за ней прибежала маленькая девочка, потащила куда-то за руку. В юрте лежал молодой парень с опухшим глазом и стонал.
— Доктор, доктор, — обрадованно заговорили женщины, легонько подталкивая Надю к больному.
— Я не доктор, — сказала она растерянно. И подумав, что от марганцовки вреда не будет, развела в пиале несколько кристалликов, протерла опухшее, совсем заплывшее веко.
Возвращаясь к себе, она думала о своей новой роли. В институте будущее было ясным — разгадывание тайн земных недр. В этой экспедиции, став начальником отряда, поняла, что не менее важно для геолога уметь разгадывать тайны людских душ. А теперь выяснилось, что надо и еще многое знать. Далеки дороги геолога, много неожиданностей бывает на этих дорогах. Находить общий язык с местными жителями, оказывать людям первую медицинскую помощь, водить машину, уметь доставать воду из пустынных колодцев, делать тысячу мелочей, от которых порой зависит успех экспедиции, а то и жизнь…
Белый пес Сигнал, сидевший возле палатки, встретил Надю необычно злым лаем.
— Ты чего? — отмахнулась она от собаки, пытаясь войти в палатку.
Пес снова яростно бросился на нее. Испугавшись — уж не взбесился ли? — крикнула проходившего мимо туркмена. Тот прогнал собаку, откинул полу палатки и увидел на койке толстую змею с тупым хвостом — ядовитую эфу.
— Ты в палатке не спи, — сказал туркмен. — Одна змея пришла — другая придет.
Надя кивала и с острым чувством благодарности трепала лохматое ухо притихшего пса.
— Сигналушка, спаситель ты мой.
Туркмен долго улыбаясь смотрел на нее, потом выразительно произнес уже знакомую Наде фразу:
— Это хорошо очень…
Утром пришел вчерашний больной, словно хвастаясь, показал опавший, ставший почти совсем нормальным глаз и попросил полечить еще. Она снова развела марганцовку, с серьезным видом проделала несложную процедуру и отправилась к своим буровикам, работавшим неподалеку. А вечером, вернувшись, увидела четверых стариков, мирно беседовавших на кошме возле ее палатки. Не спрашивая ни о чем, Надя поставила перед ними чай, баночку с конфетами и ушла по своим делам.
И на другой, и на третий день старики сидели возле ее палатки, пили чай, тихо беседовали и так же тихо расходились. Надю начало разбирать любопытство. Не выдержала, спросила о стариках у туркмена Сапара, работавшего в отряде буровиком. Сапар уважительно выслушал ее недоуменные вопросы и ответил все той же лаконичной фразой:
— О, это хорошо!..
Перед отъездом отряда в ауле был праздник, женщины варили знаменитый энаш — вкусную смесь мяса, фасоли, жареного лука и лапши, приправленной крепким чаем. Старик, возле которого в знак особого уважения посадили Надю, своими руками подал ей кусок жареного мяса, приготовленного тут же на углях. Она попробовала и зажмурилась от удовольствия и принялась расспрашивать о том, как это приготовлено.
Томительно звенел дутар и звучали песни, навевавшие непонятную грусть. А потом бакши, с трудом подбирая слова, спел украинскую песню.
— Откуда знаешь? — изумилась Надя.
— Воевал на Украине.
И снова заплакал дутар, словно изливая неслабеющую вековечную боль.
Утром их провожал весь аул. Старики спокойно расспрашивали о предстоящей дороге и вдруг заговорили все разом: «Йок су, йок су» — «нет воды». Кто-то побежал по юртам, и вскоре перед Надей стояла большая бутыль, полная синеватого чала — верблюжьего молока.
— На дорогу дают, — сказал Сапар, выполнявший роль переводчика. — Там, куда мы едем, мало колодцев.
После того что-то переменилось в отряде. Даже самые строптивые рабочие перестали говорить ей «женщина», а только уважительно — Надежда Григорьевна, внимательно выслушивали распоряжения и работали на удивление старательно и аккуратно. Последнее особенно радовало Надю, потому что точность в работе была самым главным. Ведь по тем материалам, которые они собирали, проектировщикам предстояло выбирать места будущих дюкеров, плотин, мостов.