Возьмите поездки в школу. Она учится в моей школе на класс старше, но мы ехали в школу вместе только один – единственный! – раз, когда я только туда перешёл. (И в тот единственный раз она сразу отсела от меня в автобусе к Ноа Менко и девочке с заячьей губой.) И теперь меня обычно возит в школу дедушка Байрон.
Я считаю, что Карли на самом-то деле довольно симпатичная – во всяком случае, когда она не в образе эмо. У неё блестящие чёрные волосы – она их ещё и подкрашивает. Кроме того, она слишком ярко красит глаза. Однажды я сказал, что она похожа на эмо, а она язвительно ответила, что я даже не в состоянии отличить эмо от гота. По-моему, дело вовсе не в этом – хотя я действительно не очень хорошо разбираюсь. Мне кажется, она ходит в чёрном только потому, что тёмная одежда стройнит.
Я просто ошеломлён её приходом. Никогда – то есть буквально
– Привет, – говорю я.
Она едва кивает мне в ответ – её глаза полузакрыты. Она будто тренировалась перед зеркалом, как выглядеть таинственно и угрожающе.
Надо отдать ей должное: у неё получается.
Она медленно подходит к столу и берёт с него пластилиновую фигурку Йоды – я сделал её много лет назад, но она мне очень нравится. Карли вертит фигурку в руках и ставит на место.
Она выдвигает и разворачивает стул: пытается сесть на него верхом лицом к спинке – так часто делают в фильмах. Но её юбка затрудняет движения, да и слишком коротка, так что в итоге Карли садится боком. Она смотрит на меня, склонив голову к плечу. Я не жду ничего хорошего. То есть люди не ведут себя так, когда хотят сказать, к примеру: «Угадай, что я купил тебе в подарок» или «Поздравляю: ты выиграл главный приз».
– Ал? – говорит Карли.
– Да?
– Где ты был прошлой ночью?
Глава 24
Это было давно, когда папа только умер: мы горевали о нём и ещё совсем не привыкли жить без него. Мама находилась на той жуткой стадии, когда она то и дело громко говорила:
– Пай, это ты? Ты здесь?
Первый раз это произошло, когда мы вместе смотрели телевизор. За окном стоял по-ноябрьски ветреный холод: было слышно, как скрипят ворота и ветер гоняет по улице консервную банку. Тогда это и случилось. Мама выпрямилась и посмотрела на открытую дверь гостиной.
– Пай? – произнесла мама. – Кто там? Это ты, Пай?
Я разволновался:
– Что такое, мама? Почему ты так говоришь? – я сверлил её глазами.
Она встала, подошла к входной двери, но быстро вернулась.
– Прости, милый, – сказала она, – это был… Это был просто ветер.
– Ясное дело! – я не сказал этого вслух, но выразительно поглядел на неё.
Мама больше ничего не говорила, но до конца вечера сидела с отсутствующим видом. Она смотрела сквозь телевизор, и я решил её не беспокоить.
Через неделю или около того это повторилось. Всё то же самое, но на этот раз мама сидела за кухонным столом.
– Пай? Это же ты, да? Ты здесь?
– Мама, – я старался говорить мягко, – здесь никого нет. С тобой всё нормально?
– Я в порядке, милый, – ответила мама, – просто очень устала, – она потёрла рукой лоб и грустно вздохнула.
В ту ночь я не мог заснуть и пошёл вниз. Мама сидела за столом в темноте – перед ней тихо горела свеча, но её глаза были закрыты. Я прокрался обратно наверх, не привлекая к себе внимания.
Спустя пару дней я был в гостях у дедушки Байрона и спросил:
– Ты веришь в призраков, дедушка Байрон?
– Какие ещё призраки?
– Ну знаешь – жуткие привидения, призраки умерших людей. Как ещё объяснить: призраки. Ду́хи.
Он надолго задумался. В то время он как раз стал отращивать бороду, и вид у него был диковатый. Наконец он ответил:
– Я всем сердцем верю в человеческий дух. На самом деле я верю, что у каждого живого существа есть душа. Дух находится в нашем теле, пока мы живы, а потом, когда физическое тело умирает, он уходит – и воссоединяется с бессмертным вселенским духом. Душа может снова вернуться к жизни – в человеческом или другом обличье.
Я постарался очень хорошо обдумать слова дедушки, но всё равно понял их не до конца.
– Это то, во что верят индуисты?
Он рассмеялся:
– Нет, сынок. Не совсем.
– Тогда буддисты?
Он покачал головой:
– Не думаю.
И я снова спросил его:
– Значит, ты веришь в призраков?
– О да, – сказал он. – Несомненно, – а потом добавил: – Но не в таких, как ты их себе представляешь. Нет.
– То есть ты и веришь в них, и не веришь одновременно.
Он с улыбкой покачал головой:
– Ты всё правильно понял, Ал. Просто в точку!
Я часто вспоминал об этом в последнее время – вот и сейчас снова вспомнил. Поэтому всё так и вышло. И так я втянул Карли в эту историю.
Глава 25
И вот Карли стоит около моей кровати – руки в боки – и выжидающе смотрит на меня. А я уставился на неё и делаю вид, что задумался: надуваю щёки и с громким «хм» выдыхаю. Так продолжается несколько секунд.
– Ну? Куда ты ходил? Я слышала тебя. Я слышала, как ты спустился по лестнице и хлопнул входной дверью. И видела, как ты вышел на улицу. Ты совершенно не умеешь вести себя тихо.
Мои глаза бегают: я смотрю на дверь, на окно, снова на Карли. Я чувствую, что краснею.