Путешествие вокруг дикой груши

Названия поселений состоят здесь из двух частей — из имени собственного, то есть чьей-то фамилии, и имени нарицательного, обозначающего тип поселения. Последнее в древне-венгерском языке означало поляну, лесную вырубку, а позднее — имение, вотчину. Каждая деревня была здесь когда-то дворянским поместьем. И ныне живут в этих деревнях потомки тех крепостных ратников, защищали границу и которых за их многолетнюю службу и переход в новую веру в 1178 году король Бела III, а несколькими десятилетиями позднее и король Андраш II освободили от рабства и возвели в дворянство. Имена этих новых дворян свидетельствуют не только о венгерском, но и о турецком, куманском, славянском и даже валлонском происхождении. Известно также, что сегодня они живут не совсем там, где некогда поселились их предки. Изначально деревни располагались не на холмах, а в широких долинах и на пригорках вблизи ручьев. Раскопки, произведенные в конце девятнадцатого века, и более позднее изучение местности, а также археологические находки свидетельствуют, что поселения эти более древние. Каменные орудия и осколки керамики говорят о том, что самые первые обитатели облюбовали эти места еще в неолите. Например, в близлежащей деревне из земли извлекли предметы, относящиеся к поздней бронзе, в том числе фрагмент довольно большой и обильно украшенной статуэтки, запечатлевшей стоящую женщину, и даже целый горшок золотых монет. Места оставались заселенными в эпоху ранней и поздней бронзы и в железный век, позднее здесь надолго обосновались кельты, также оставившие свои следы. От эпохи римского завоевания, наряду с кельтскими, здесь сохранились и очаги италийских поселенцев. За ними последовали авары, спорадически появлялись германцы, моравы и франки и, наконец, волны переселенцев-славян. Римские черепки нередко попадаются и мне. Их выворачивают из земли плуг, лопата, вымывают дожди. Мне не нужно быть археологом, чтобы где-нибудь на крутом берегу речушки обнаружить место, где люди жили на протяжении тысячелетий. Такие места остаются плоскими и непривычно пустынными, и растительность вокруг них растет иначе.

Восходящая к началам исторических времен преемственность была прервана турецким нашествием. Обитателям дворянских усадеб не оставалось ничего иного, как, покинув берега речушек, перебраться в более безопасные места, на вершины холмов, в ту пору еще покрытых лесом. Дороги в раннее Средневековье проходили вдоль берегов рек, и осенью и весной, когда однолетние травы уже оголили или еще не покрыли землю, их колеи хорошо видны. По этим дорогам и совершали набеги турки — врывались в деревни, угоняли скот, опустошали сосуды с житом и уводили в рабство детей. И даже если они не поджигали соломенную крышу скромного, больше похожего на лачугу дома, для уцелевших все это означало голодную смерть зимой или ранней весной. Полтора века османского господства с трудом пережили даже те, кто переселился на вершины холмов. Когда в конце семнадцатого столетия австрийской императорской армии удалось оттеснить турок на Балканы, в деревне насчитывалось семнадцать душ. И эти семнадцать душ в значительной степени сохранили тысячелетнее знание, из которого кое-что перепало и мне.

И потому я знаю, что теплыми летними ночами под большой дикой грушей, растущей в моем дворе, деревня тихонько пела, и знанием этим я делюсь с другими, хотя в наши дни избранных деревьев больше не существует и сельчане уже не поют.

Сказка про двух царевичей, перепутанных при рождении, и про ангела их хранителя

Mese az elcserélt kiskirályokról és az őrangyalukról [1994].

Сказывают, будто во времена не такие уж давние жили-были в наших краях два знатных царевича, которых, так уж случилось, перепутали при рождении. И по этой причине пришлось каждому прожить жизнь другого. У кого есть глаза, тот сразу заметил бы, какая стряслась беда. Да разве глаза у людей для того, чтобы видеть? Вовсе не для того. Люди ведь в большинстве своем дураки стоеросовые. Смотрят в зеркало — и не видят себя. До других ли тут! А когда говорят — говорят не то, что надо бы говорить исходя из личного опыта, а долдонят, как попугаи, то, что где-то услышали.