При таких неурядицах тяжкое было житье-бытье у добрейшей няньки. Однако не тяжелее, чем у других. Так уж, видно, Господь хотел, иначе было бы по-иному. Но он почему-то смешал все эти народы, и обычаи дал им опять же он, и не только плохие, но и хорошие. А, к примеру, со мной у него, похоже, особых планов не было, вот и сделал меня ничтожным придворным писцом с вытертыми локтями, хотя и мое житье легким не назовешь. То песни велят сочинять о подвигах истовых шовинистов, то воспевать эзоповым языком кровожадных наци-ков, к тому же варварские их слова надо плести так ловко, чтобы их понимали, даже не понимая в них ни бельмеса, и правители их вечновчерашних соседей.
Но как бы ни тяжко было житье-бытье, есть и в наших краях чему от души порадоваться. Взять хотя бы царевичей. Под рукой у заботливой няньки так пошли они в рост — прямо как кормовой бурак. Крепли день ото дня, наливались силушкой, настоящие Геркулесы стали. Им еще и пяти годов не исполнилось, а они уж подводу могли поднять, ухватив ее за оглобли. А когда пришло время, пошли кабаки крушить. Ну и девок, понятное дело, портить. Попадется им на пути юница — изнасилуют да и бросят околевать. Сквернословить царевичи научились еще в колыбели, а вот читать-писать ни по-гречески, ни по-латыни, ни на главных живых языках так и не выучились, за что народ их любил и в былинах своих прославлял. Своих наставников царевичи макали носами в чернильницы и обстреливали ученых мужей бумажными катышами. А когда у них молоко на губах обсохло и отлынивали они уже в высшей школе, то выбивали товарищам глаза из пращи и пива выхлебывали по четыре ведра за присест; словом, делали все что могли.
Между тем наш мир не стоит на месте, а все время меняется, уж так он хитро устроен. Они делали все что могли, это верно, и никак не хотели понять — ни царевичи, ни народы их, — что, пожалуй, меньшее было бы бо́льшим. Ибо все уже обстояло совсем не так, как издревле рассказывалось в их легендах. Но они продолжали жить в убеждении, что все хорошо и так, как им представляется, потому что слова у них правильные и царевичи тоже правильные. И все-таки что-то у них не ладилось. А что — об этом пока умолчим.
Пока что пусть это будет секретом няньки. Который она хранит как зеницу ока, хотя, честно сказать, хранить ей особенно нечего. Ведь если что-то торчит, как бревно в глазу, то разве это секрет? Можно и рассказать. Дело в том, что все царствующие истые шовинисты уже много тысячелетий регулярно занимаются поджигательством, и поэтому новорожденных царевичей у них нарекают всегда Пироманами. А кровавые нацики требуют, чтобы их цари, еще будучи только царевичами, грабили всех подряд, оттого и зовут царевичей Клептоманами. Да еще оттого, что уж больно красивое имя. Однако же в нашу эпоху нравственного падения и всеобщей неразберихи все и тут случилось наоборот. Да, видели подданные, что маленький Клептомаша обожает все поджигать, в то время как маленький Пиромаша грабит всех без разбора. Но вместо того чтоб почуять неладное, при царском дворе истых шовинистов придворные безудержно хохотали, и так же безудержно ржали при своем дворе кровавые нацики. Все думали, какие же хитрецы эти их царевичи, хотя уже в первый момент надо было им осознать всю кошмарность случившегося и, биясь головой об стену, вопить о зове чужой крови, о погибели, о роковой опасности и о гибели нации. А они наслаждались жизнью, посмеивались, ели-пили при своих дворах. Будто жизнь есть сплошное веселье и обжираловка.