Читаем Путешествие вокруг дикой груши полностью

При таких неурядицах тяжкое было житье-бытье у добрейшей няньки. Однако не тяжелее, чем у других. Так уж, видно, Господь хотел, иначе было бы по-иному. Но он почему-то смешал все эти народы, и обычаи дал им опять же он, и не только плохие, но и хорошие. А, к примеру, со мной у него, похоже, особых планов не было, вот и сделал меня ничтожным придворным писцом с вытертыми локтями, хотя и мое житье легким не назовешь. То песни велят сочинять о подвигах истовых шовинистов, то воспевать эзоповым языком кровожадных наци-ков, к тому же варварские их слова надо плести так ловко, чтобы их понимали, даже не понимая в них ни бельмеса, и правители их вечновчерашних соседей.

Но как бы ни тяжко было житье-бытье, есть и в наших краях чему от души порадоваться. Взять хотя бы царевичей. Под рукой у заботливой няньки так пошли они в рост — прямо как кормовой бурак. Крепли день ото дня, наливались силушкой, настоящие Геркулесы стали. Им еще и пяти годов не исполнилось, а они уж подводу могли поднять, ухватив ее за оглобли. А когда пришло время, пошли кабаки крушить. Ну и девок, понятное дело, портить. Попадется им на пути юница — изнасилуют да и бросят околевать. Сквернословить царевичи научились еще в колыбели, а вот читать-писать ни по-гречески, ни по-латыни, ни на главных живых языках так и не выучились, за что народ их любил и в былинах своих прославлял. Своих наставников царевичи макали носами в чернильницы и обстреливали ученых мужей бумажными катышами. А когда у них молоко на губах обсохло и отлынивали они уже в высшей школе, то выбивали товарищам глаза из пращи и пива выхлебывали по четыре ведра за присест; словом, делали все что могли.

Между тем наш мир не стоит на месте, а все время меняется, уж так он хитро устроен. Они делали все что могли, это верно, и никак не хотели понять — ни царевичи, ни народы их, — что, пожалуй, меньшее было бы бо́льшим. Ибо все уже обстояло совсем не так, как издревле рассказывалось в их легендах. Но они продолжали жить в убеждении, что все хорошо и так, как им представляется, потому что слова у них правильные и царевичи тоже правильные. И все-таки что-то у них не ладилось. А что — об этом пока умолчим.

Пока что пусть это будет секретом няньки. Который она хранит как зеницу ока, хотя, честно сказать, хранить ей особенно нечего. Ведь если что-то торчит, как бревно в глазу, то разве это секрет? Можно и рассказать. Дело в том, что все царствующие истые шовинисты уже много тысячелетий регулярно занимаются поджигательством, и поэтому новорожденных царевичей у них нарекают всегда Пироманами. А кровавые нацики требуют, чтобы их цари, еще будучи только царевичами, грабили всех подряд, оттого и зовут царевичей Клептоманами. Да еще оттого, что уж больно красивое имя. Однако же в нашу эпоху нравственного падения и всеобщей неразберихи все и тут случилось наоборот. Да, видели подданные, что маленький Клептомаша обожает все поджигать, в то время как маленький Пиромаша грабит всех без разбора. Но вместо того чтоб почуять неладное, при царском дворе истых шовинистов придворные безудержно хохотали, и так же безудержно ржали при своем дворе кровавые нацики. Все думали, какие же хитрецы эти их царевичи, хотя уже в первый момент надо было им осознать всю кошмарность случившегося и, биясь головой об стену, вопить о зове чужой крови, о погибели, о роковой опасности и о гибели нации. А они наслаждались жизнью, посмеивались, ели-пили при своих дворах. Будто жизнь есть сплошное веселье и обжираловка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза / Советская классическая проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза