Путешествие вокруг дикой груши

В случае с загадкой колокольного звона главный и единственный организующий принцип связан с так называемым ударным тоном. Во всяком случае, так полагают специалисты. Что касается мастеров колокололитейщиков, то они, исходя из пропорций сплава, из тщательно проработанного профиля, формы, литья и предполагаемого веса колокола, как бы внутренним слухом слышат, каким будет звон, его тембр, тональность, регистр и каков будет отзвук, насколько долгим, хотя выразить все это на словах обычно не в состоянии, в лучшем случае могут определить регистр. Низкий, средний, высокий. Умение лить колокола — это в первую голову опыт, который передается от поколения к поколению, а кроме того, будут кстати также удача и счастье, иными словами, мало поднатореть в профессии и набраться опыта, тут еще не помешает и знаменитая искра божия. Не помешает, точно не помешает, хотя сказать, с чем ее, эту искру, едят, сможет, наверное, далеко не каждый. Ясно только, что для получения изумительного долгого гула искра божья нужна, одного только славного мастера недостаточно. И наличие либо отсутствие оной ощутить может каждый, стоит лишь языку соприкоснуться с колоколом.

Весьма долго мог бы я распространяться о профессиональных секретах, связанных с языком, то есть билом. Ведь сам колокол без языка — все одно что еда без соли. Хотя тоже еще вопрос, а является ли язык принадлежностью колокольного тела. Мастера литейного дела сей вопрос оставляют на усмотрение философов с математиками. Пусть ответят, может ли единичное издавать звук. Зато что им точно положено знать, так это из чего составляется сплав, какой формы следует изготовить язык для колокола того или иного веса или конфигурации, чтобы ударный тон был в ладу со всеми другими слышимыми тонами. В городке, славящемся своей солью, на колокольне романского храма, ошибочно именуемого собором, первым начинает звонить колокол с самым высоким звучанием. Звонить «зело складно», как свидетельствовали о нем уже средневековые хроники. Можно было бы начать и с самого низкого колокола, принципиальных препятствий нет, да только, как говорили в те самые давние времена, ни в склад и ни в лад бы вышло. Потому что, хотя мы много чего не знаем про этот ударный тон, одно известно доподлинно: что нет города или селения, где при первом ударе колокола народ бы не вскинул головы. А, понятно. Двенадцать часов. В то время как самый низкий тон услышали бы не все. Вслед за колоколом, дающим самый высокий звук, в храме города, славящегося своей солью, один за другим в перезвон вступают колокола со все более низким тоном, пока, сообразно случаю и порядку, не составится весь канон. И когда напоследок включается колокол самого низкого строя, то голос его среди всех остальных уже с радостным чувством воспринимают все жители. Даже и туговатые на ухо, потому как благодаря резонансу возрастает и громкость большого колокола.

По субботним непраздничным дням, в три часа пополудни, в городке, славящемся своей солью, в честь грядущего воскресенья первым начинает звонить Крестный колокол. Немного спустя голосом чуть пониже звонит Диакон. Созвучия их слышны по отдельности. Тут вступает Привратник, но первые два уже не молчат, а четвертым к ним подключается Отче наш, и когда согласованный звон их разносится по округе, к четверке присоединяется Искупитель. Так, совместно, они благовестят о воскресении. А по непраздничным воскресеньям, возвещая о начале богослужения, в десять часов утра первым звонит Диакон, затем Привратник, Отче наш, Искупитель, а потом и величественный Михаил. И так далее, сообразно строго расписанному по дням уставу. Ну а в следующий раз у нас уже будет случай переступить порог главного храма славящегося своей солью городка. Разумеется, если Всевышний споспешествует нам и в этом нашем намерении.

Декабрь

Неподдельное изумление. Мы испытываем его многократно, когда после стольких прогулок по городку, славящемуся своей солью, наконец-то вступаем в его именуемую собором главную церковь. В самом деле, кто бы мог подумать, что за массивной колокольней романской архитектуры, не менее массивным фасадом и ступенчато-углубленным порталом скрывается исполненный всей возможной зодческой изощренности традиционный трехнефный кафедрал в стиле поздней готики. Строй легких и соразмерных расписных опор, до сих пор сохранивших декор в первозданном великолепии, возносится столь высоко и завершается под сводом столь изумительными розетками, что у наблюдателя не просто дух захватывает, но рождается ощущение, будто храм этот был построен на одном протяженном дыхании. Хотя на самом-то деле трудились над ним веками, прибегая к доделкам и переделкам и всяческим дополнениям небесного и земного характера.

Но поразительное общее впечатление — только первое в ряду наших искренних изумлений.