Разве мог он после случившегося не желать причащаться действительно под двумя видами, то есть принимать не сухую облатку, а настоящий хлеб, и не взирать, как из чаши лакает вино священник, но иметь возможность приложиться к ней, невзирая на сложности с гигиеной, собственными устами. Только надо еще отметить, и это тоже впрямую относится к нашей истории, что к этому времени в городке, славящемся своей солью, навязанные властями служители алтаря сидели уже в печенках у магистратских советников, ибо им приходилось не только терпеть всю галиматью, несомую ими с амвона, но еще и платить за скандальные благоглупости. И поэтому советники городка, славящегося своей солью, уже не впервые в истории решили перехитрить и светские, и церковные власти. Подыскав себе проповедника из числа подготовленных богословов — так сказать, дипломированного спеца, — они объявили, что готовы его содержать, за что тот будет наставлять их на ум, дабы, сделавшись истинными борцами за веру, они обрели путь к спасению. Под запрет этот их шаг не подпадал. И епископ, и имперский князь только плечами пожали. Так и стали они одними из первых в мире, кто изменил установленный порядок. Но поступили они не с бухты-барахты, не наобум лазаря, как епископ, когда присылал им наголову очередного олуха, — кандидат на должность должен был держать перед паствой пробную проповедь, и его либо нанимали общим голосованием, либо гнали взашей и подыскивали другого. Так случилось, что как раз в то время, когда Мартин Лютер в полемике открывал студиозам глаза на христианский мир без индульгенций и иерархии, вызывая неудержимую злобу собратьев по клиру, жители городка, славящегося своей солью, своим умом и своими силами приступили к созданию собственной церкви, свободной от иерархии, каковая позднее, когда их устремления встретились с устремлениями Лютера, получила название пресвитерианской.
Ну а как в эту наполовину уже готовую картину мира впишется — получив степень доктора теологии — Иоганн Бренц, каким образом в городке, славящемся своей солью, он станет проповедником главного храма и фактом этим в течение всей своей жизни будет гордиться больше, чем двумя полновесными докторскими дипломами, об этом — в следующий раз.
Март
Бедный Лютер — он предпочел навлечь на себя проклятие императора и анафему папы римского, нежели гнусным образом предать свои постулаты. Что касается магистратских советников городка, славящегося своей солью, то могли ли они не знать, что протирать штаны в Гейдельберге Иоганну Бренцу осталось недолго. Конечно же не могли. А посему пригласили его на пробную проповедь в церковь Святого Михаила — главный храм, ныне с гордостью именуемый также собором, что находится в городке, на весь мир славящемся своей солью и немалым богатством. Ну а что, имеется ведь у них в главном храме приходский священник. Пусть и свой проповедник будет. Не было никогда в обычае — испытания богословам устраивать. А теперь вот будет. Не все же герцогу Хоэнлоэ поучать их с высоты своего величия, и не все же милостивому епископу решать за них, чью проповедь и о чем слушать по воскресеньям. Не понравится — пригласят другого. Уж как-нибудь сыщется кто-нибудь, чьи слова найдут путь к их сердцу. Пусть свой человек обращается к ним с амвона и пусть за их кровные говорит им дело, а не городит всякую околесицу.