Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

Наконец, 23 декабря мы отправились в путь. От Корва до деревни Кюрё церковного прихода Инари насчитыва­ется сто тридцать верст, и на всем пути ни одного жилья. Первую ночь мы спали в лесу возле нодьн, сделанной из двух бревен. Для нодьи берут сухие сосны, которые укла­дывают друг на друга таким образом, чтобы между ними оставался небольшой зазор. Когда сухими щепками костер подожгут в одном месте, огонь быстро перебегает по всей длине бревна и горит до самого утра, распространяя во­круг себя ровное тепло на расстояние двух-трех локтей. Сначала готовят место для костра: снег либо отбрасывают в сторону, либо утаптывают как следует. Получается удобное место и для размещения бревен и для спящих. Если снега много, получается нечто вроде снежной комна­ты без крыши с костром в центре во всю ее длину. Даже в .морозную ночь около такого костра не холодно спать, а в оттепель, что выдалась нынче, и того лучше. Правда, начался небольшой снегопад, так что мне пришлось два-три раза просыпаться и отряхиваться от снега, но на сле­дующее утро я чувствовал себя, как обычно, вполне выспавшимся.

2

На следующую ночь, в сочельник, мы приехали в лес­ную коту[163], расположенную в северной части сопки под названием Сомпио, туда, где берет начало река Суомуйоки. В строении по всей длине потолка проходила щель шириной с пол-локтя. Вместо рождественских свечей мы разожгли посреди жилья под щелью хороший костер. Сва­рили мяса (в нескольких котлах) и поели. Затем сварили кофе и напоследок — чай, чай кипятили по крайней мере раза четыре, потому что кроме возницы, хозяина Корва, с нами ехали еще трое-четверо мужчин, надо было всех угостить, а чайник наш вмещал не более шести стаканов.

У нас были даже сливки: один из попутчиков, церков­ный староста из Соданкюля, перед дорогой заморозил молоко, которое мы теперь растопили. Мне показался весь­ма приятным такой необычный канун рождества. Уже да­леко за полночь мы легли спать на лавки и на пол, если можно так назвать голую землю, покрытую сосновыми ветками и охапками сена. Часть наших попутчиков, чело­века четыре-пять, разожгли в лесу, неподалеку от коты, костер и там провели ночь, поскольку кота не вместила нас всех.

К следующей ночи мы приехали в новый хутор Акуярви, при деревне Кюрё, а затем ночевали уже в лопарской избе, откуда было лишь две короткие мили до погоста Инари. Прибыли мы туда засветло на третий день рож­дества.

От деревни Кюрё до Инари (пятьдесят верст) была хорошая оленья тропа, поскольку накануне жители Кюрё ездили по ней в церковь, но от местечка Корва до самого Кюрё не было ни дороги, ни следа и каждая кережа все глубже проваливалась в снег, а последняя скользила уже по канаве в локоть глубиной. К тому же на льду и на болотах вода местами поднялась так высоко, что кережа почти плыла по ней. Когда же выбирались на более сухие места, днище кережи тотчас покрывалось наледью, кото­рую постоянно приходилось соскабливать с нее — иначе оленю было не под силу тащить кережу.

Когда я весной 1837 года побывал в Инари, там были лишь церковь да несколько жалких лопарских избушек. Теперь это местечко, особенно с приездом сюда священни­ка, совершенно изменилось. Церковь выкрашена в красный цвет. Поп живет в доме из пяти комнат. Помимо этого есть другой дом, в котором имеются зал и две комнаты; на­сколько я помню, он построен для настоятеля, который хо­тя и живет в Утсйоки, но время от времени обязан заез­жать и в этом капелланский приход. В следующее лето здесь собираются построить здание уездного схода и суда, для чего уже сейчас ежедневно подвозят бревна. Не удив­ляйся, что я толкую здесь о таких вещах, как эти построй­ки, они не заслуживали бы упоминания в других местах, но ведь это в Лапландии! Лишь после того, как проведешь какое-то время в дыму лопарской вежи, сможешь почувст­вовать, что значит настоящий дом, точно так же, как, по­боров болезнь, начинаешь ценить здоровье, или же когда мы, увидев солнце после полярной ночи (что произошло 18 января), долго любовались им и не могли глаз отве­сти от него. Мы находились тогда на сопках между Инари и Карасйоки.

Да, я забыл рассказать, что в первые же дни нового года мы отправились в Карасйоки, расположенную в шест­надцати милях отсюда на северо-западе в норвежской Лапландии. Там проживал тогда Стокфлет со своей супру­гой, выполняя в этой местности обязанности священника и обучая людей чтению написанных им и изданных к тому времени книг на лопарском языке. Таковыми являются: Новый завет, полное издание (издано в 1840 г., 1152 с.), Книги Моисея (в отрывках, 1840 г., 360 с.), Молитвенник (1840 г., 209 с.); Азбука, Краткий требник и Малый люте­ранский катехизис. И хотя он использовал латинский ал­фавит и ввел десять новых буквенных знаков, необходи­мых для лопарского языка, лопари очень легко научились читать, иные даже за один день. Два лопаря помогали ему в проведении обучения, но и сам он трудился с невероят­ным усердием. [...]