Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

Наши наблюдения по здешнему лопарскому говору, вместе со сделанными на Кильдине и теми, что нам уда­лось собрать на других остановках, составляли всего лишь единичные слова. Нам не везло с выяснением отдельных форм слов. Однажды я хотел выяснить склонение глагола lokkat (читать) и попросил одного лопаря сказать по-ло­парски: «Я читаю, ты читаешь, он читает». На что он от­ветил: «Ты вить читаешь, а я не умею читать». Так ничего из этого не вышло, поскольку я не сумел втолковать ему, что меня интересует не его умение читать, а словесное выражение. [...]

До сих пор финский язык и труды Стокфлета помогали нам при изучении лопарского. Но здесь, у русских лопа­рей, от них не было пользы. И мужчины, и женщины сво­бодно говорили по-русски, но наши знания разговорного языка были недостаточны, поэтому пришлось прибегнуть к письменному. Для этого я переписал пятую, шестую и седьмую главы перевода на русский Евангелия от Мат­фея, полагая, что мне без особых затруднений удастся получить перевод каждой строфы на язык русских лопа­рей. Ведь я довольно легко сделал перевод этих же глав библии на говор Инари. Здесь же, как только я принимал­ся за эту работу, мне казалось, что лопари не понимают ни слова из того, что я им читаю, и в результате я не перевел ни единой строфы. В Инари многие лопари знают наизусть большую часть Нового завета, конечно, по-фин­ски, а то, что знают и понимают, могут затем пересказать на своем языке. Но для русских лопарей, похоже, весь Новый завет и отдельные выражения из него являются terra incognita[168].

И все же изучение языка русских лопарей не такое уж трудное дело, но на это потребовались бы годы, а не не­сколько недель или месяцев и, кроме того, понадобилось бы доскональное знание говоров лопарей Норвегии и Инари. Если бы в качестве родного языка был один из этих говоров, то, несомненно, можно было бы за короткое время научиться понимать лопарей России и даже гово­рить с ними на их языке. Мы же сравнительно мало знали эти говоры, больше их языковые формы, чем слова. И все же мы иногда обходились с помощью лопарского, поэтому по прибытии на новое место наши возницы спе­шили оповестить всех, что мы умеем говорить по-лопар­ски. [...]

В местностях, где мы бывали до сих пор, мы понимали язык русских лопарей лучше, чем говор лопарей Инари. О языке лопарей Турья я не могу сказать ничего опреде­ленного, поскольку мы не смогли побывать у них. Эта группа лопарей проживает восточнее и юго-восточнее Кан­далакши, озера Имандра и Колы, на том большом полу­острове, который находится между Белым морем и Ледо­витым океаном. Их насчитывается около пятисот-шести­сот человек, которые разделяются на три общины: 1. Йоконск — на севере, около Святого Носа, а от него к югу — Лумбовск и Сосновск. 2. К западу от Святого Носа, до самой Колы, в разных местах живут семиостровские лопари, которые, по сведениям, добытым в Коле, об­разуют следующие группы: куроптевские, каменские, соб­ственно семиостровские, лявозерские, вороненские и кильдинские. 3. К западу от Колы лопари живут в Муотка, Петсамо, Паатсйоки, а также в Нуортияури и Сюнгел, а к югу — в Мааселькя, Йокостровске и Бабинске, или Аккала.

В большинстве таких общин, или сельских сообществ, насчитывается примерно до ста и более лопарей, но быва­ет и меньше, всего по сорок-пятьдесят человек. В целом численность лопарей России достигает тысячи семисот, из них лишь очень немногие, переселенцы из Финляндии и Норвегии, ведут кочевой образ жизни. Остальные зимой живут в основном на одном месте в погостах, по десять и более семейств в каждом, в срубных избах с деревянны­ми полами, лавками и несколькими маленькими застек­ленными окнами. В Мааселькя они жили в настоящих рус­ских избах с русской печью, дымоходом и припечным столбом, от которого шли к стенам широкие воронцы. Но встречались и карельские курные избы. В Кильдине, наря­ду с рублеными избами, мы видели жилища, обложенные дерном, по форме напоминающие так называемые коты, с очагом посередине, над которым в потолке имеется от­верстие в два локтя длиной и в пол-локтя шириной. С наступлением лета лопари оставляют зимние погосты и перебираются на обычные места летних стоянок — кто на морское побережье, кто к берегам больших рек и озер. У многих из них есть излюбленные места для осенней лов­ли рыбы, где они остаются вплоть до рождества, а затем возвращаются в зимние погосты. Выходит, лопарь-рыбак, словно древний персидский царь, проводит каждое время года на новом месте.