Путешествия Гулливера (Gulliver's Travels)

The two gentlemen, who conducted me to the island, were pressed by their private affairs to return in three days, which I employed in seeing some of the modern dead, who had made the greatest figure, for two or three hundred years past, in our own and other countries of Europe; and having been always a great admirer of old illustrious families, I desired the governor would call up a dozen or two of kings, with their ancestors in order for eight or nine generations.	Сопровождавшие меня на остров два джентльмена принуждены были вернуться по делам домой на три дня. Это время я употребил на свидания с великими людьми, умершими в течение двух или трех последних столетий, славными в моем отечестве или в других европейских странах. Будучи всегда большим поклонником древних знаменитых родов, я попросил правителя вызвать дюжину или две королей с их предками, в количестве восьми или девяти поколений.
But my disappointment was grievous and unexpected.	Но меня постигло мучительное и неожиданное разочарование.
For, instead of a long train with royal diadems, I saw in one family two fiddlers, three spruce courtiers, and an Italian prelate. In another, a barber, an abbot, and two cardinals.	Вместо величественного ряда венценосных особ я увидел в одной династии двух скрипачей, трех ловких царедворцев и одного итальянского прелата; в другой - цирюльника, аббата и двух кардиналов.
I have too great a veneration for crowned heads, to dwell any longer on so nice a subject.	Но я питаю слишком глубокое почтение к коронованным головам, чтобы останавливаться дольше на этом щекотливом предмете.
But as to counts, marquises, dukes, earls, and the like, I was not so scrupulous. And I confess, it was not without some pleasure, that I found myself able to trace the particular features, by which certain families are distinguished, up to their originals.	Что же касается графов, маркизов, герцогов и тому подобных людей, то с ними я не был так щепетилен и, признаюсь, не без удовольствия прослеживал до первоисточника своеобразные черточки, которыми отличаются некоторые знатные роды.
I could plainly discover whence one family derives a long chin; why a second has abounded with knaves for two generations, and fools for two more; why a third happened to be crack-brained, and a fourth to be sharpers; whence it came, what Polydore Virgil says of a certain great house, Nec vir fortis, nec foemina casta; how cruelty, falsehood, and cowardice, grew to be characteristics by which certain families are distinguished as much as by their coats of arms; who first brought the pox into a noble house, which has lineally descended scrofulous tumours to their posterity.	Я без труда мог открыть, откуда в одном роду происходит длинный подбородок; почему другой род в двух поколениях изобилует мошенниками, а в двух следующих дураками; почему третий состоит из помешанных, а четвертый из плутов; чем объясняются слова, сказанные Полидором Вергилием[126] по поводу одного знатного рода: "Nec vir fortis, nec foemina casta" [Не было ни мужа доблестного, ни жены целомудренной (лат.).], каким образом жестокость, лживость и трусость стали характерными чертами некоторых родов отличающими их так же ясно, как фамильные гербы; кто первый занес в тот или другой благородный род сифилис, перешедший в следующие поколения в форме золотушных опухолей.
Neither could I wonder at all this, when I saw such an interruption of lineages, by pages, lackeys, valets, coachmen, gamesters, fiddlers, players, captains, and pickpockets.	Все это перестало меня поражать, когда я увидел столько нарушений родословных линий пажами, лакеями кучерами, игроками, скрипачами, комедиантами, военными и карманными воришками.
I was chiefly disgusted with modern history.	Особенно сильное отвращение почувствовал я к новой истории.