Путешествия Гулливера (Gulliver's Travels)

I have related the substance of several conversations I had with my master during the greatest part of the time I had the honour to be in his service; but have, indeed, for brevity sake, omitted much more than is here set down.	Я передал только самое существенное из моих многочисленных бесед с хозяином, продолжавшихся почти все время, пока я имел честь состоять у него на службе, и для краткости опустил гораздо больше, чем приведено мной здесь.
When I had answered all his questions, and his curiosity seemed to be fully satisfied, he sent for me one morning early, and commanded me to sit down at some distance (an honour which he had never before conferred upon me). He said, "he had been very seriously considering my whole story, as far as it related both to myself and my country; that he looked upon us as a sort of animals, to whose share, by what accident he could not conjecture, some small pittance of reason had fallen, whereof we made no other use, than by its assistance, to aggravate our natural corruptions, and to acquire new ones, which nature had not given us; that we disarmed ourselves of the few abilities she had bestowed; had been very successful in multiplying our original wants, and seemed to spend our whole lives in vain endeavours to supply them by our own inventions; that, as to myself, it was manifest I had neither the strength nor agility of a common Yahoo; that I walked infirmly on my hinder feet; had found out a contrivance to make my claws of no use or defence, and to remove the hair from my chin, which was intended as a shelter from the sun and the weather: lastly, that I could neither run with speed, nor climb trees like my brethren," as he called them, "the Yahoos in his country.	Когда я ответил на все вопросы хозяина и его любопытство было, по-видимому, вполне удовлетворено, он послал однажды рано утром за мной и, пригласив меня сесть на некотором от него расстоянии (честь, которой раньше я никогда не удостаивался), сказал, что он серьезно размышлял по поводу рассказанного мной как о себе, так и о моей родине, и пришел к заключению, что мы являемся особенной породой животных, наделенных благодаря какой-то непонятной для него случайности крохотной частицей разума, каковым мы пользуемся лишь для усугубления прирожденных нам пороков и для приобретения новых, от природы нам несвойственных. Заглушая в себе многие дарования, которыми наделила нас она, мы необыкновенно искусны по части умножения наших первоначальных потребностей и, по-видимому, проводим всю свою жизнь в суетных стараниях удовлетворить их при помощи изобретенных нами средств. Что касается меня самого, то я, очевидно, не обладаю ни силой, ни ловкостью среднего еху; нетвердо хожу на задних ногах; ухитрился сделать свои когти совершенно бесполезными и непригодными для защиты и удалить с подбородка волосы, предназначенные служить прикрытием от солнца и непогоды. Наконец, я не могу ни быстро бегать, ни взбираться на деревья, подобно моим братьям (как он все время называл их), местным еху.
"That our institutions of government and law were plainly owing to our gross defects in reason, and by consequence in virtue; because reason alone is sufficient to govern a rational creature; which was, therefore, a character we had no pretence to challenge, even from the account I had given of my own people; although he manifestly perceived, that, in order to favour them, I had concealed many particulars, and often said the thing which was not.	Существование у нас правительства и законов, очевидно, обусловлено большим несовершенством нашего разума, а следовательно, и добродетели; ибо для управления разумным существом достаточно одного разума[150]; таким образом, мы, по-видимому, вовсе не притязаем на обладание им, даже если судить по моему рассказу, хотя он ясно заметил, что я стараюсь утаить многие подробности для более благоприятного представления о моих соотечественниках и часто говорю то, чего нет.