Путешествия Гулливера (Gulliver's Travels)

Then they measured my right thumb, and desired no more; for by a mathematical computation, that twice round the thumb is once round the wrist, and so on to the neck and the waist, and by the help of my old shirt, which I displayed on the ground before them for a pattern, they fitted me exactly.	Затем они смерили большой палец правой руки, чем и ограничились; посредством математического расчета, основанного на том, что окружность кисти вдвое больше окружности пальца, окружность шеи вдвое больше окружности кисти, а окружность талии вдвое больше окружности шеи, и при помощи моей старой рубахи, которую я разостлал на земле перед ними как образец, они сшили мне белье как раз по росту.
Three hundred tailors were employed in the same manner to make me clothes; but they had another contrivance for taking my measure.	Точно так же тремстам портным было поручено сшить мне костюм, но для снятия мерки они прибегли к другому приему.
I kneeled down, and they raised a ladder from the ground to my neck; upon this ladder one of them mounted, and let fall a plumb-line from my collar to the floor, which just answered the length of my coat: but my waist and arms I measured myself.	Я стал на колени, и они приставили к моему туловищу лестницу; по этой лестнице один из них взобрался до моей шеи и опустил отвес от воротника до полу, что и составило длину моего кафтана; рукава и талию я смерил сам.
When my clothes were finished, which was done in my house (for the largest of theirs would not have been able to hold them), they looked like the patch-work made by the ladies in England, only that mine were all of a colour.	Когда костюм был готов (а шили его в моем замке, так как самый большой их дом не вместил бы его), то своим видом он очень напоминал одеяла, изготовляемые английскими дамами из лоскутков материи, с той только разницей, что не пестрел разными цветами.
I had three hundred cooks to dress my victuals, in little convenient huts built about my house, where they and their families lived, and prepared me two dishes a-piece.	Стряпали мне триста поваров в маленьких удобных бараках, построенных вокруг моего дома, где они и жили со своими семьями, и обязаны были готовить мне по два блюда на завтрак, обед и ужин.
I took up twenty waiters in my hand, and placed them on the table: a hundred more attended below on the ground, some with dishes of meat, and some with barrels of wine and other liquors slung on their shoulders; all which the waiters above drew up, as I wanted, in a very ingenious manner, by certain cords, as we draw the bucket up a well in Europe.	Я брал в руку двадцать лакеев и ставил их себе на стол; сотня их товарищей прислуживала внизу на полу: одни носили кушанья, другие таскали на плечах бочонки с вином и всевозможными напитками; лакеи, стоявшие на столе, по мере надобности очень искусно поднимали все это на особых блоках, вроде того как у нас в Европе поднимают ведра воды из колодца.
A dish of their meat was a good mouthful, and a barrel of their liquor a reasonable draught.	Каждое их блюдо я проглатывал в один прием, каждый бочонок вина осушал одним глотком.
Their mutton yields to ours, but their beef is excellent.	Их баранина по вкусу уступает нашей, но зато говядина превосходна.
I have had a sirloin so large, that I have been forced to make three bites of it; but this is rare.	Раз мне достался такой огромный кусок филея, что пришлось разрезать его на три части, но это исключительный случай.
My servants were astonished to see me eat it, bones and all, as in our country we do the leg of a lark.	Слуги бывали очень изумлены, видя, что я ем говядину с костями, как у нас едят жаворонков.
Their geese and turkeys I usually ate at a mouthful, and I confess they far exceed ours.	Здешних гусей и индеек я проглатывал обыкновенно в один прием, и, надо отдать справедливость, птицы эти гораздо вкуснее наших.