Путешествия Гулливера (Gulliver's Travels)

At length he ventured to take me behind, by the middle, between his fore-finger and thumb, and brought me within three yards of his eyes, that he might behold my shape more perfectly.	Наконец он отважился взять меня сзади за талию большим и указательным пальцами и поднести к глазам на расстояние трех ярдов, чтобы получше рассмотреть.
I guessed his meaning, and my good fortune gave me so much presence of mind, that I resolved not to struggle in the least as he held me in the air above sixty feet from the ground, although he grievously pinched my sides, for fear I should slip through his fingers.	Я угадал его намерение, и, к счастью, у меня достало столько самообладания, что я решил не сопротивляться, когда он держал меня в воздухе на высоте шестидесяти футов от земли, хотя он страшно сдавил мне ребра, боясь, чтобы я не выскользнул из его пальцев.
All I ventured was to raise mine eyes towards the sun, and place my hands together in a supplicating posture, and to speak some words in a humble melancholy tone, suitable to the condition I then was in: for I apprehended every moment that he would dash me against the ground, as we usually do any little hateful animal, which we have a mind to destroy.	Я позволил себе только поднять глаза к солнцу, умоляюще сложить руки и сказать несколько слов смиренным и печальным тоном, подобающим положению, в котором я находился. Ибо я все время был в страхе, что великан швырнет меня о землю, как мы бросаем противное маленькое животное, собираясь раздавить его.
But my good star would have it, that he appeared pleased with my voice and gestures, and began to look upon me as a curiosity, much wondering to hear me pronounce articulate words, although he could not understand them.	Но, благодарение моей счастливой звезде, мой голос и жесты, по-видимому, понравились ему, и он начал рассматривать меня как диковинку, изумляясь моей членораздельной речи, смысл которой был ему непонятен.
In the mean time I was not able to forbear groaning and shedding tears, and turning my head towards my sides; letting him know, as well as I could, how cruelly I was hurt by the pressure of his thumb and finger.	Однако я не мог больше удержаться от стона и слез и, повернув голову, старался повыразительнее показать ему, что своими пальцами он причиняет мне нестерпимую боль.
He seemed to apprehend my meaning; for, lifting up the lappet of his coat, he put me gently into it, and immediately ran along with me to his master, who was a substantial farmer, and the same person I had first seen in the field.	По-видимому, он понял мою мимику, так как, подняв полу камзола, осторожно положил меня туда и бегом пустился со мной к своему хозяину - тому самому зажиточному фермеру, которого я прежде других увидел на поле.
The farmer having (as I suppose by their talk) received such an account of me as his servant could give him, took a piece of a small straw, about the size of a walking-staff, and therewith lifted up the lappets of my coat; which it seems he thought to be some kind of covering that nature had given me.	Фермер, получив от своего работника (как я заключил из их разговора) все сведения обо мне, какие тот мог дать ему, взял соломинку, толщиною в трость, и стал поднимать ею полы моего кафтана: очевидно, он полагал, что природа одарила меня чем-то вроде оболочки.
He blew my hairs aside to take a better view of my face.	Затем он дунул на мои волосы, чтобы лучше рассмотреть лицо.
He called his hinds about him, and asked them, as I afterwards learned, whether they had ever seen in the fields any little creature that resembled me.	Созвав своих батраков, он спросил их (как я потом узнал), не случалось ли им находить когда-нибудь на полях других зверьков, похожих на меня.
He then placed me softly on the ground upon all fours, but I got immediately up, and walked slowly backward and forward, to let those people see I had no intent to run away.	Затем он осторожно опустил меня на землю и поставил на четвереньки, но я тотчас поднялся на ноги и стал расхаживать взад и вперед, желая показать этим людям, что у меня нет ни малейшего намерения бежать.