— О, нтъ, мой милый Мюнхгаузенъ, я не шучу, а говорю теб серьезно, что радъ выслушать твои совты и даже готовъ теб сообщить то, чего никому изъ иностранцевъ не ршился бы сказать, и не всякій мой сановникъ пользуется у меня такимъ вниманіемъ, какъ ты, Мюнхгауенъ!
Я низко поклонился султану въ знакъ своей глубокой благодарности и отъ радости не могъ проговорить ни слова, а султанъ подошелъ ко мн и потрепалъ меня по плечу со словами:
— Дружище, мы, вдь, понимаемъ другъ друга! Я хочу теб сообщить важную государственную тайну и надюсь, конечно, что она останется между нами, а чтобы никто насъ не подслушалъ, то я предлагаю взобраться на мою, самую высокую башню; тамъ нтъ никого, и мы можемъ посовтоваться.
На башню вела винтообразная лстница, въ которой было около пятисотъ ступенекъ. Я быстро взобрался на нее и сталъ любоваться чудными видами Константинополя и Босфора, тогда какъ толстый султанъ еще не доползъ и до середины; раскраснвшись онъ такъ громко дышалъ, что стны башни трещали. Да, господа, очень ужъ высокая башня! Жаль только, что черезъ нсколько дней посл того на нее упалъ съ неба метеоръ, и она сгорла до основанія, даже розвалинъ не осталось.
А какъ же тайна? Хотите вы спросить.
— Тайна, господа, сгорла вмст съ башней, такъ видно хотлъ Магометъ, изъ боязни, чтобы стны башни кому-нибудь не выдали тайны: вы знаете, что теперь и стны слушаютъ и разсказываютъ. А я, какъ честный человкъ, обязанъ такъ же смолчать, тмъ боле, что государственной тайны нельзя разсказывать даже друзьямъ и самымъ близкимъ людямъ. Тайна имла нкоторое отношеніе къ общеевропейской войн…
Боже мой! Я немного уже проговорился, но, довольно! Достаточно вамъ сообщить, что это касалось отчасти и трансвальской республики, а потому я выразилъ соглашеніе помочь султану и выполнилъ его порученіе вполн добросовстно. Переговоры о длахъ сблизили меня съ султаномъ. Мы часто уединялись на берегъ моря и долго бесдовали, любуясь чуднымъ морскимъ видомъ. Бесды по поводу порученія, которое давалъ мн султанъ, чередовались съ моими разсказами о различныхъ приключеніяхъ со мною. Султану мои разсказы очень нравились. Онъ очень хвалилъ меня и не уставалъ меня слушать. Между прочимъ, я разсказалъ ему о томъ, какъ я летлъ на бомб. Султанъ неудержимо смялся во время моего разсказа объ этомъ происшествіи.
— Вотъ бы мн хотлось посмотрть, какъ это ты летлъ на бомб! Ну, молодецъ, Мюнхгаузенъ, молодецъ! Вдь, правда, трудное было путешествіе?!
— Да, Ваше Величество, очень трудно было удержать равновсіе на круглой, гладкой бомб! Но что длать? Во всемъ нужна удача и ршительность, особено для молодого военнаго человка, только начинающаго свою карьеру.
Султанъ вспомнилъ еще со смхомъ, какъ я во время своего плна завлекъ на оглоблю медвдя, и долго еще мы съ удовольствіемъ вспоминали о долекомъ прошломъ.
Закончивъ свои дла въ Константинопол, я отправился въ Каиръ въ качеств турецкаго посланника. Самъ султанъ, со всей своей свитой, пріхалъ провожать меня, еще разъ напомнилъ мн о важности моей миссіи и трогательно простился со мной.
Вниманіе султана такъ тронуло меня, что я не могъ найти отвта, скрестилъ только на груди руки и низко ему поклонился. Нашъ корабль отчалилъ при звукахъ военной музыки. Султанъ еще долго стоялъ на берегу и провожалъ насъ глазами, пока корабль не скрылся изъ глазъ. Во время переправы на берегъ Азіи ничего особеннаго съ нами не произошло, и путь былъ, сравнительно, недалекій. На противоположномъ берегу насъ ждалъ уже караванъ верблюдовъ, и мы безъ передышки пустились въ путь по азіатскимъ пустынямъ.
Каждый себ представляетъ Азію страной дикой и страшной, но какъ бы вы были довольны, если бы вамъ удалось познакомиться хоть немного съ этой страной. Я много здилъ по Европ, былъ въ Америк, служилъ въ Африк и много ужъ видлъ на своемъ вку всякихъ всячинъ, но такихъ чудесъ, какъ въ Азіи, мн еще не приходилось встрчать. Какіе тамъ удивительные люди! Какая чудная природа! У меня была многочисленная свита, какъ это подобаетъ посланнику, но я не могъ отказать себ въ удовольствіи пополнить ее еще нсколькими встртившимися мн тамъ субъектами. Они настолько интересны, что мн хочется вамъ кое что разсказать о нихъ.
Не усплъ нашъ караванъ удалиться на нсколько миль вглубь страны, какъ я замтилъ человка средняго роста, страшно худого, на видъ совсмъ невзрачнаго. Онъ такъ скоро бжалъ по пустын, что своимъ бгомъ подымалъ цлое облако пыли. На каждой его ног было по свинцовой гир, всомъ, по крайней мр, въ три пуда каждая. Я былъ сильно изумленъ и окликнулъ его:
— Другъ мой, куда ты такъ спшишь, и зачмъ ты привязалъ къ ногамъ гири? Вдь, такъ гораздо тяжеле бжать?