Путешествия и приключения капитана Гатерраса

— Роковой документ сообщает нам, что 11 июня 1847 года сэр Джон Франклин изнемог от своих страданий... Честь его памяти!—сказал доктор, снимая шапку.

Матросы молча последовали его примеру.

— Что же делали в течение десяти месяцев эти несчастные, лишившись своего начальника? Они оставались на своих кораблях и решились покинуть их только в апреле 1848 года. Из ста тридцати восьми матросов в живых еще оставалось сто пять человек. Тридцать три умерли! Тогда капитаны Крозье и Фитц-Джемс сложили на косе Виктории гурий и оставили в нем свой последний письменный документ. Глядите, друзья мои, мы как раз проходим мимо этой косы. Можно еще видеть остатки гурия, возведенного, так сказать, на крайнем пункте, до которого дошел Джон Росс в 1831 году. Вот мыс Джона Франклина, вот коса Франклина, вот коса Левесконта, вот залив Эребуса, где найдена шлюпка, сделанная из остатков корабля и поставленная на полозья. Там же найдены серебряные ложки, масса съестных припасов, книги. Сто пять оставшихся в живых человек под начальством капитана Крозье отправились к Большой Рыбной Реке. До какого места они дошли? Удалось ли им добраться до Гудзонова пролива? Что сталось с ними?..

— Я могу рассказать вам, что сталось с ними,— громким голосом сказал Гаттерас.— Да, они старались достичь Гудзонова пролива, разделились на несколько партий и отправились на юг. В одном из писем своих доктор Рэ говорит, что в 1850 году эскимосы встретили па Земле Короля Уильяма сорок человек, которые охотились на моржей, шли по льду и тащили за собой лодку. Истомленные, тощие, они изнемогали от труда и болезней. Позднее эскимосы нашли на материке тридцать трупов и пять трупов на соседнем острове. Одни из них были наполовину погребены, другие брошены без погребения; одни лежали под опрокинутой лодкой, другие — под обрывками палатки; тут лежал офицер с подзорной трубой на плече и заряженным ружьем, там валялись котлы с отвратительной пищей. Получив эти сведения, адмиралтейство обратилось с просьбой к Гудзоновой Компании отправить на место катастрофы лучших своих агентов. Последние спустились по реке Бака до самого ее устья и безуспешно исследовали острова Монреаль, Маконохию и мыс Огль. Все несчастные погибли от лишений и голода; чтоб продлить свое жалкое существование, они прибегали даже к людоедству. Вот что сталось с ними на пути к югу — пути, усеянном их обезображенными трупами... Ну как, желаете вы после этого отправиться по их следам?

Мощный голос, энергичные жесты, пылающее лицо Гаттераса — все это произвело па слушателей сильнейшее впечатление, и экипаж, в высшей степени возбужденный видом этих роковых мест, в один голос закричал:

— На север, на север!

— На север! Там спасение и слава! На север! Ветер переменился! Проход свободен! Вперед!

Матросы бросились по своим местам. Мало-помалу ледяные поля разошлись; «Форвард» быстро переменил направление и на полных парах направился к каналу Мак-Клинтока.

Гаттерас не ошибся, надеясь встретить более свободное ото льдов море. Он шел по предполагаемому пути Франклина, вдоль восточных берегов Земли Принца Уэльского, достаточно уже известных; но противоположные берега этой земли не были еще исследованы. Очевидно, передвижение льдов на юг совершалось восточным протоком, так как пролив, казалось, совершенно очистился. «Форвард» мог наверстать потерянное время. Усилив ход, он 14 июня прошел залив Осборна и крайние пункты, до которых доходили экспедиции 1851 года. В проливе все еще было много льда, но он не мешал продвижению «Форварда». 

XVIII На север!

Экипаж, видимо, снова стал на обычный путь дисциплины и повиновения. Редкие, не особенно утомительные маневры давали матросам возможность отдохнуть. Температура держалась выше точки замерзания, и оттепель облегчала плавание.

Дэк, ласковый и общительный, завязал искреннюю дружбу с доктором. Они жили душа в душу. Но так как в дружбе один из друзей всегда подчиняется другому, то надо сказать, что доктор отнюдь не был этим «другим»: Дэк делал с ним решительно все, что хотел, а доктор повиновался собаке, как собака повинуется своему хозяину. Впрочем, Дэк, любезный в отношении большей части матросов и помощников, как бы по инстинкту избегал Шандона и недолюбливал — да и как еще! — Пэна и Фокера и при их приближении выказывал свою ненависть сдержанным ворчаньем. Но Фокер и Пэн не осмеливались открыто ссориться с собакой капитана— с «добрым гением Гаттераса», как говорил Клифтон.

Словом, экипаж снова проникся доверием к своему капитану и вел себя безупречно.

— Мне кажется,— сказал однажды Джемс Уэлл Шандону,— что наши матросы поверили рассказам капитана и, видимо, не сомневаются в успехе.

— Они заблуждаются,— ответил Шандон.— Если бы они хорошенько рассудили и взвесили наше положение, то заметили бы, что мы совершаем один ложный шаг за другим.

— Однако мы находимся теперь в море, свободном ото льдов, и идем по исследованному уже пути... Не преувеличиваете ли вы, Шандон?