В течение этой ужасной ночи температура значительно повысилась — термометр показывал 12° по Цельсию, и доктор заметил на юге блеск молний, за которыми следовали отдаленные раскаты грома. Этим, казалось, подтверждалось свидетельство китобоя Скоресби, наблюдавшего подобное же явление за шестьдесят пятой параллелью. Капитан Парри тоже видел этот странный метеорологический феномен в 1821 году.
К пяти часам утра погода переменилась с изумительной быстротой: температура упала до точки замерзания, ветер изменился на северный, и стало спокойней. Можно было уже ясно различить на западе выход из пролива, но, к сожалению, его загромождали льды, Гаттерас жадно глядел на берег, словно не веря своим глазам.
Но вот бриг снялся с якоря и стал медленно продвигаться среди движущегося льда; льдины с треском разбивались о корпус судна. Толщина льда достигала в это время шести-семи футов, и необходимо было избегать их давления: если бриг и выдержал бы его, он все-таки подвергался опасности быть приподнятым и поваленным набок.
В полдень экипаж в первый раз мог насладиться великолепным оптическим явлением — солнечным кольцом с двумя ложными солнцами. Разумеется, доктор тщательно исследовал это явление. Наружное кольцо простиралось с каждой стороны на расстояние 30° от горизонтального диаметра; оба солнца были отчетливо видны. Цвета светового круга шли от центра к периферии — красный, желтый, зеленый, бледноголубой и расплывчатый белый.
Доктор вспомнил об остроумной теории этого явления, предложенной Томасом Юнгом. Этот физик предполагает, что в атмосфере находятся облака, состоящие из ледяных призм; лучи солнца, падая ни эти призмы, преломляются в них под углом в 60—90°. Доктор находил это объяснение очень остроумным.
Моряки, знакомые с полярными странами, обыкновенно считают этот феномен предвестником обильного снега. Если бы их примета сбылась, «Форвард» очутился бы в очень затруднительном положении. Поэтому Гаттерас решился идти вперед. Весь день и всю следующую ночь он не отдыхал ни одной минуты; капитан наблюдал за горизонтом, поднимался на реи и всячески старался приблизиться к выходу из пролива.
Но утром он был вынужден остановиться перед непреодолимой преградой льда. Доктор поднялся на капитанский мостик. Гаттерас отвел его на корму, где они могли беседовать, не опасаясь, что кто-нибудь их подслушает.
— Мы застряли. Дальше идти невозможно.
— Невозможно? — спросил доктор.
— Да, невозможно! Даже при помощи всего запаса пороха, находящегося на бриге, мы не подвинулись бы вперед и на четверть мили.
— Но что же делать?
— Откуда я знаю!.. Проклятие этому злосчастному году, начавшемуся при столь неблагоприятных обстоятельствах!
— Ну что ж, капитан, если уж так необходимо зазимовать здесь, мы и зазимуем... Здесь ли, в другом ли месте — не все ли равно?
— Разумеется,— ответил Гаттерас, понизив голос.— Но досадно останавливаться на зимовку в июне. Зимовка сопряжена с большими трудностями и лишениями. Экипаж может пасть духом от продолжительного бездействия и лишений. Поэтому-то я и рассчитывал остановиться поближе к полюсу.
— Да, но судьбе было угодно, чтобы Баффинов залив оказался закрытым...
— Однако для других он оказался доступным! — гневно вскричал Гаттерас.— Для этого американца, для этого...
— Послушайте, Гаттерас,— сказал доктор, умышленно перебив капитана, — сегодня только 5 июня. Не будем же отчаиваться. Проход может неожиданно открыться перед нами. Вам известно, что лед обладает свойством трескаться и распадаться на глыбы даже в тихую погоду — так, словно в его состав входит какая-то особая расторгающая сила. Значит, с часу на час пролив может очиститься ото льдов.
— Только бы он очистился, и мы пройдем его! Возможно, что за проливом Бэлло нам удастся подняться к северу проливом Пиля или каналом Мак-Клинтока, и тогда...
— Капитан,—сказал подошедший в эту минуту Джемс Уэлл,— мы подвергаемся опасности лишиться руля от столкновений со льдинами.
— Что ж, рискнем рулем,— ответил Гаттерас,— но снять его я не разрешу! Каждую минуту, ночью и днем, мы должны быть в полной готовности. Примите меры, Уэлл; прикажите, чтобы льдины по возможности отталкивали. Но руль должен остаться на своем месте. Слышите?
— Однако...— начал было Уэлл.
— В замечаниях ваших я не нуждаюсь,— строго сказал Гаттерас.—Можете идти!
Уэлл возвратился на свое место.
— Я отдал бы пять лет жизни, лишь бы только продвинуться ближе к северу! — с гневом сказал Гаттерас.— Более опасного прохода я не знаю. И в дополнение ко всем этим невзгодам мы недалеко от магнитного полюса, компас не действует, стрелка мечется и то и дело меняет свое направление — на ее указания теперь нельзя уже полагаться.
— Действительно, капитан, плавание опасное,— сказал доктор.— Но предпринявшие его знали наперед сопряженные с ним невзгоды, и потому ничто не должно смущать их!