— Нисколько, Уэлл, Ненависть, зависть, если хотите, внушаемые мне Гаттерасом, не ослепляют меня. Скажите: заглядывали ли вы в угольные ямы?
— Нет,— ответил Уэлл.
— Так сходите... Вы увидите, с какой быстротой уменьшается запас топлива. По-настоящему, следовало бы идти только под парусами, а к помощи винта прибегать лишь в крайних случаях, чтобы подниматься против течения или встречного ветра. Топливо надо беречь; кто знает, где и на сколько времени мы можем застрять здесь? Но Гаттерасу, безумно стремящемуся вперед, лишь бы только подняться к недоступному полюсу, нет никакого дела до таких мелочей. Попутный ли ветер, встречный ли, Гаттерас знай себе мчится на всех парах. Если так будет продолжаться еще некоторое время, мы очутимся в очень затруднительном положении, а то и окончательно погибнем.
— В самом деле, Шандон? Тогда, действительно, плохо наше дело.
— Да, Уэлл, очень плохо, и не только в отношении машины, которая за отсутствием топлива будет бездействовать как раз тогда, когда в ней будет необходимость, но и в отношении зимовки, которой рано или поздно нам не избежать. Находясь в странах, где ртуть замерзает в термометре, надо быть крайне осторожным.
— Если не ошибаюсь, Шандон, капитан надеется пополнить запас угля на острове Бичи?
— А разве в полярных морях всегда приходишь туда, куда желаешь прийти? Можно ли рассчитывать, что тот или другой пролив в данное время ’будет свободен ото льдов? А если мы не достигнем острова, если нельзя будет подойти к нему — что тогда?
— Вы правы, Шандон. По-моему, Гаттерас действует необдуманно. Но почему же вы ему об этом ничего не скажете?
— Нет, Уэлл,— отвечал Шандон с плохо скрываемым раздражением,— я решил молчать; за бриг я не отвечаю. Я буду ждать дальнейших событий. Мне приказывают — я повинуюсь, а мнений своих я высказывать не обязан.
— Позвольте вам заметить, Шандон, что в этом случае вы неправы. Дело идет о наших интересах, и за неблагоразумные поступки капитана мы все можем дорого поплатиться.
— А если я и скажу, разве он меня послушает, Уэлл?
Уэлл не решился ответить утвердительно.
— В таком случае,— сказал он,— может быть, он обратит внимание на заявление всего экипажа?
— Экипажа! — возразил Шандон, пожимая плечами.— Но, мой бедный Уэлл, разве вы не видите, что экипаж одушевлен совсем другим чувством, нежели чувством самосохранения? Экипаж знает, что он подвигается к семьдесят второй параллели и что за каждый градус, лежащий выше этой широты, он получит тысячу фунтов стерлингов.
— Вы правы, Шандон,— сказал Уэлл,— капитан прибегнул к самому верному способу, чтобы склонить матросов на свою сторону.
— Конечно, — ответил Шандон, — но они будут на его стороне только до поры до времени.
— Что вы хотите этим сказать?
— А то, что все будет идти хорошо, пока работа не трудна, опасности не слишком велики, а море спокойно. Гаттерас задаривает матросов деньгами, но непрочно то, что основано только на деньгах. Вот посмотрите, станут ли они заботиться о получении премии, когда наступят критические обстоятельства, опасности, лишения, болезни и холода, навстречу которым мы летим сломя голову.
— Следовательно, по-вашему, Гаттерас не будет иметь успеха?
— Нет, Уэлл, не будет! Такое предприятие требует полного единодушия между начальством, полного взаимопонимания. А между тем ни того, ни другого нет. Да к тому же еще Гаттерас — безумец; это доказывается Есем его прошлым. Но поживем — увидим. Обстоятельства могут сложиться так, что экипаж будет вынужден поручить командование бригом другому, менее взбалмошному капитану.
— Однако,— недоверчиво покачав головой, сказал Уэлл,— на его стороне всегда будут...
— Во-первых,— прервал Шандон,— доктор — ученый, который заботится только о науке; во-вторых, Джонсон — моряк, строгий, ни о чем не рассуждающий блюститель дисциплины, и, наконец, еще один или два, ну самое большее четыре человека, плотник Бэлл, например. А между тем на бриге нас восемнадцать человек. Нет, Уэлл, Гаттерас не пользуется доверием экипажа, и это хорошо ему известно. Он задобрил экипаж деньгами, ловко воспользовался историей катастрофы экспедиции Франклина, чтобы произвести перемену в настроении матросов, но длиться долго это не может. И если ему не удастся пристать к острову Бичи, то он погиб.
— Если бы экипаж подозревал это...
— Убедительно прошу вас, — с живостью сказал Шандон,— ничего не говорите об этом матросам: они и сами догадаются. Впрочем, в данный момент всего лучше держать путь на север. Но кто поручится, что, направляясь к Северному полюсу, Гаттерас, в сущности, не возвращается на юг? В конце капала Мак-Клинтока находится залив Мельвиля, в который впадает множество проливов, ведущих в Баффинов залив. Пусть Гаттерас побережется! Путь на восток менее труден, чем на север.
Из этих слов Шандона видно, каково было его настроение и как прав был Гаттерас, подозревая его в измене.