Путешествия на другую сторону света

Шалаш, в котором мы все проводили так много времени, был не единственным жилищем Магани. В нем он делал свои рисунки. Его жена и дети жили в другом, ближе к станции, но Магани приходил туда только есть и спать. Еще один у него был дальше в буше, где он держал своих собак. Он сказал нам, что одна из его любимых сучек только что родила щенят. «Не приносить их сюда, — сказал он. — Возможно, Мик Айвори пристрелить их». Недавно станцию наводнили полуголодные собаки, и Мик Айвори был вынужден принять решительные меры. У Магани, похоже, было навязчивое подозрение, что мы разделяем эту позицию, и, хотя он гордился щенками, он явно не хотел показывать их нам. Мы не настаивали на этом. Иногда, когда мы приходили его искать, его не было ни в шалаше-студии, ни с семьей. Однажды, нигде не найдя его, мы встретили Джарабили. Ему, казалось, было неловко, когда мы спросили, где Магани. «Он уходить в буш — делать дело». «Дело» — то слово, которое он использовал для всех вопросов, связанных с религией. В этот раз мы тоже не стали продолжать расспросы.

У народа бурада не так много материальных вещей. Кочевой образ жизни, которого они придерживались до недавнего времени, не позволял им развивать страсть к обладанию вещами, которая так терзает многих из нас. Небольшая плетеная сумка, удлиненный тканый мешочек, украшенный длинными кисточками, висел в задней части шалаша для рисования Магани. У него также было несколько копий и вумера, или копьеметалка, — длинная деревянная перекладина в форме рукоятки на одном конце с острием на другом. Острие вставляется в выемку на конце копья, и вумера практически вдвое увеличивает длину руки мужчины, таким образом повышая действие рычага на копье и значительно увеличивая силу, с которой его можно метать. У Магани также была трубка, тонкий кусок полого дерева с маленькой металлической чашей на конце для табака — вид трубки, известный как макассарская трубка, поскольку с ней аборигенов познакомили столетия назад индонезийские торговцы. Головка этой трубки всегда была перевязана полоской изношенной грязной ткани. Тогда мы не знали, с чем это было связано.

У Джарабили был диджериду — ветка дерева, выеденная термитами, которую он прочистил, чтобы сделать простую трубу. Иногда он играл на ней для нас, издавая дрожащий низкий гул, в который он мог вводить дребезжащие крещендо со значительными вариациями ритма. Даже просто извлечь ноту на ней было достаточно сложно, но Джарабили мог тянуть ее несколько минут, умудряясь продолжать дуть за счет того, что, совсем как опытный фаготист, сжимал щеки во время вдоха носом, чтобы снова наполнить легкие.

Наша дружба с Магани и Джарабили крепла день ото дня, и мы наконец испросили разрешение поснимать их. Магани согласился специально для нас начать новую картину, так что мы могли следить за каждым этапом ее создания. Кора, на которой он рисовал, была с одного вида эвкалипта — эвкалипта косого. Впятером мы отправились на поиски подходящей заготовки, которая, как сказал Магани, должна быть «надлежаще большой», чтобы он смог сделать действительно великолепную картину. Мы одолжили топор у одного из его соседей и вместе отправились в буш.

В буше деревья эвкалипта косого росли в изобилии. Но Магани был очень критичен. Девять из десяти растений он отвергал с первого взгляда. Иногда он делал пробную зарубку топором на стволе, но кора, по его словам, была слишком тонкой, или не отделялась свободно от древесины. Кора на некоторых деревьях треснула, на других было слишком много свищей от сучков. Со многих деревьев уже была срезана кора для создания шалаша или картин. Наконец, когда я начал опасаться, что мы никогда не найдем подходящего дерева и что Магани в своем стремлении сделать превосходную картину для нас поставил планку слишком высоко, он нашел дерево, которое, казалось, удовлетворяло всем его требованиям. Мастер сделал топором круговую зарубку примерно в метре от земли. Приставив к стволу упавшую ветку, он забрался по ней на ствол и, уцепившись за него ногами, чтобы сохранять равновесие, ловко вырезал еще одно кольцо на полтора метра выше. Затем он провел вертикальный надрез между двумя кольцами и осторожно содрал огромный кусок, оголив белую поверхность дерева, по которой потек сок.

Магани срезает кору для картины

Вернувшись в лагерь, он аккуратно зачистил внешние волокнистые слои коры. С помощью этой стружки он разжег огонь и бросил на него скрученное полотно внутренней стороной вниз. Жара было недостаточно для того, чтобы сжечь кору, но довольно для того, чтобы превратить часть ее сока в пар и сделать весь кусок пластичным. Через несколько минут он положил его на землю и прижал камнями, чтобы он совершенно разгладился и затвердел. Это будет его холст.

Магани проверяет качество охристой гальки