Всего через час полета мы увидели побережье. Пилот указал на реку, которая извилисто петляла в дельте. На ее отдаленном берегу мы увидели трогательно маленькое скопление зданий, похожих на игрушки, которое казалось карликовым на фоне окружающей дикой природы. Это была Манингрида.
Пять лет назад, когда корабли Департамента социального обеспечения пристали к берегу в устье реки Ливерпуль, перед ними не было ничего, кроме мангровых зарослей. С тех пор каждые несколько недель по побережью из Дарвина, расположенного в 556 километрах, сюда доставлялись строительная техника и мешки с цементом, тракторы и запасы еды. Чтобы работать в монашеской изоляции, сюда приехали бригады плотников и каменщиков. Они уже завершили строительство школы, больницы, общественных столовых, складов и жилых помещений для персонала. Сады, плац и футбольное поле уже были расчищены, и австралийский флаг развевался на высокой мачте.
Люди, на благо которых велась вся эта работа, разбили лагерь на окраине станции. Некоторые из них соорудили простые шалаши из коры вдоль края длинного изогнутого пляжа. Это были гунавиджи, племя, которое редко далеко уходило от моря. Мужчины умели делать выдолбленные парусные каноэ и использовали их, чтобы ловить черепах и баррамунди, женщины ежедневно искали ракообразных и крабов вдоль края рифов во время отлива. С другой стороны станции, среди густых беспорядочных зарослей эвкалипта жило другое племя — бурада. В отличие от гунавиджи они мало знали о море и обычно жили в глубине материка, собирая корни и охотясь на бандикутов и валлаби в холмистых жарких зарослях кустарников.
Некоторые из них были одеты в старую европейскую одежду, но многие мужчины были голыми, если не считать набедренных повязок — простых квадратных кусков материи, проходящих между ног и завязывающихся на бедрах. У них был блестящий эбеновый черный цвет лица, самый интенсивный из всех, что я когда-либо видел. У них были настолько тонкие конечности, что казалось, что они недоедают, но на самом деле эта худосочность типична для некоторых аборигенов. Их волосы были не кучерявыми, как у некоторых других народов в Новой Гвинее и западной части Тихого океана, а шелковистыми и вьющимися.
В тот день Мик Айвори, управляющий, показал нам окрестности. Он подчеркнул, что Манингрида — далеко не благотворительная организация, хотя управление ею явно стоит правительству немалых денег. Абориген, который присоединяется к поселению, должен работать, а здесь дел хватает всем. Можно пилить бревна сизого каллитриса на лесопилке, готовить бетонный раствор для европейских строительных бригад, которые еще возводили новые здания, помогать в садово-огородном хозяйстве, где под струями разбрызгивателей росли азимины, бананы, помидоры, капуста и дыни, расчищать новые участки и засеивать их травой. Айвори надеялся, что скоро там можно будет пасти скот. Девочки могли помогать в больнице, женщины — работать на кухнях, а старики — рубить ветки для растопки. Взамен каждый работающий получал зарплату и вместе с членами своей семьи регулярное питание. На заработанные деньги можно было купить в местной лавке чай, табак, муку и ножи. Дети имели возможность посещать школу. По завершении строительства большинство семей въедут в собственные деревянные домики. Всем жителям поселения оказывалась медицинская помощь. В медпункте работали две медсестры из Европы под наблюдением врача, прилетавшего сюда из Дарвина один раз в две недели. В случае острой необходимости он мог прибыть через несколько часов после вызова. Тяжело заболевших доктор перевозил на самолете в больницу Дарвина.
Многие аборигены знали об укладе жизни белого человека еще до того, как было организовано поселение: они работали на судах, добывающих жемчуг, были в Дарвине или провели какое-то время в одной из миссий в других частях побережья. Однако некоторые из них пришли из окружающего региона и решили остаться. То и дело новая семья маяллов — диких аборигенов, которые никогда не жили в поселении, — приходила и разбивала лагерь рядом со станцией. Оставаясь под защитой буша, они задумчиво наблюдали за странными вещами, которые их земляки делали на станции. Мик Айвори посылал людей, чтобы попытаться убедить их присоединиться к станции. Иногда приглашение встречали с оскорбительным глумлением, и маяллы уходили. Но иногда они соглашались и присоединялись. В течение двух недель им вместе со всеми давали бесплатную еду — немалое искушение, когда дичи было недостаточно, но после этого они должны были начать работать или уходить.
«Но до этого редко доходит, — сказал Мик. — В конце концов, прогнав их, ты ничего не добьешься. Если они остаются, мы обычно все равно можем убедить их работать. Проблема в том, что многие из них не хотят жить на станции ни при каких обстоятельствах и с большой охотой готовы вернуться в буш».