Он использовал четыре пигмента и показал нам, где нашел их. В высохшем русле реки он собрал мелкие камешки лимонита. Проводя ими по камню, художник отбирал только те, что оставляли желтые и красные отметины. Из ямы, вырытой среди мангровых зарослей на берегу, он извлек белую глину — каолин. Толченый древесный уголь давал черную краску. Эти четыре цвета и составляли основу палитры. Кроме лимонитовых камешков у него была другая охра, дававшая более насыщенный красный цвет. Она была не местного происхождения, а откуда-то с юга. Ее, считавшуюся по этой причине особенно ценной, продавали жившие на той территории племена. Магани хранил ее в висящей на стене котомке, тщательно завернутой в тонкую кору.
Нужен был еще один материал — мясистый стебель орхидеи (дендробиума), который рос на высоких ветвях камедных деревьев. Магани сказал, что он слишком стар, чтобы собирать его самостоятельно, и за ним на деревья карабкается Джарабили. Сок этого стебля будет служить фиксатором, предотвращающим отслаивание краски.
Начало создания картины
Лист коры уже высох, и можно было начинать рисовать. Магани ровно расстелил его на земле и сел перед ним, скрестив ноги. Рядом с собой он поставил раковину и несколько банок из-под сигарет, наполненных водой. Он измельчил красную гальку на маленьком кусочке песчаника, высыпал охру в раковину и обмазал кору краской пальцами, чтобы получить чистый красный фон для рисунка. Пожевав кончик стебля орхидеи, чтобы сделать его сочным, он небрежно очертил им каждую фигуру. Для рисования деталей он использовал три различные кисти — веточка с разжеванным расширенным концом создавала широкие линии; другая ветка со скошенным концом — штриховку; а третьей, с кончиком волокна, прикрепленным на конце, он умело и размеренно наносил на кору тонкие нежные линии.
Медленно и осторожно он рисовал кенгуру и людей, рыб и черепах. Рисунок был очень условным и простым. Он совсем не стремился изобразить точный внешний вид животного. Это было необязательно, потому что все знали, как выглядит кенгуру или человек. Ожидалось, что зритель будет использовать свое воображение, чтобы образы обрели реальные черты. Цель художника заключалась лишь в том, чтобы ясна была природа образов, и он добивался этого, выбирая и подчеркивая конкретную характеристику, которая показывала идентичность изображаемого. Даже мы своими неопытными глазами могли, как правило, распознать, что было изображено. Символы были точными. Его ящерицы были не просто похожи на ящериц, это были гекконы или вараны, совершенно отличающиеся от крокодилов; в его рыбах можно было узнать баррамунди, или ската, или акулу. Однако некоторые рисунки были настолько условны, что ни один неподготовленный человек не мог бы постичь их смысл. Круги с горбами, покрытые поперечной штриховкой, представляли собой пресноводную лагуну, поскольку первое было символом луковицы лилии, а второе — образом воды. Рисунок длинной палки, представляющей собой женскую палку-копалку, превращал изображение в сцену людей, собирающих луковицы в биллабонге.
Многие его композиции были очень детализированными — мозаиками фигур, окруженными геометрическими символами моря и песка, облаков и дождя. В них не было перспективы. Композицию со множеством густо расположенных объектов можно было рассматривать по-разному, а если на изображении присутствовали человеческие фигуры, у всех их, как правило, были различные позы.
Магани и Джарабили за работой
Но хотя его картины были простыми и элементарными, они были бесконечно интересны. Его ограниченная палитра диктовала тонкую гармонию цвета, а строгая бережливость символов придавала им достоинство и силу. На наш взгляд, картины обладали необычной красотой.
Каждый человек, которого мы спрашивали, с готовностью соглашался с тем, что он художник. Людей, казалось, удивляло, что нам кажется, что человек может
Магани и наполовину готовая картина
Я спросил Магани, почему он рисует. Он был озадачен этим вопросом. Сначала он просто ответил, что мы попросили его это делать. Но он рисовал до того, как мы приехали в Манингриду. Почему? Потому что Мик Айвори давал ему деньги за картины на коре, и на них он мог покупать табак в магазине. Какое-то время это был единственный ответ, который мне удавалось получить от него. Но он не мог быть единственным, поскольку Магани и его народ, насколько мы знали по наскальным рисункам и записям первых исследователей, рисовали задолго до того, как белые люди пришли сюда, чтобы купить эти картины. «Мы всегда делали», — неизменно отвечал Магани.