Чтобы найти аборигенов, которые до сих пор создают рисунки, подобные наскальным изображениям из Нурланджи и Кэннон-Хилла, нам нужно было отправиться в Арнем-Ленд — обширный регион, расположенный на дальней стороне реки Восточный Аллигатор. По своим размерам он сопоставим с Шотландией. С юга его ограничивает река Ропер, а с севера и востока — море. Через него не проходит ни одна дорога. Лишь горстка исследователей проезжала через него. Детально изображены на картах лишь непосредственные окрестности полудюжины зданий миссии и правительственных станций, вытянутые вдоль побережья. Это самый дикий и наименее изученный участок всей Северной Австралии.
Крупномасштабных попыток заселения страны никогда не предпринималось, и, хотя на умеренном юге континента выросли крупные города, а холмистые пастбища освобождены от аборигенов для крупного рогатого скота и овец, Арнем-Ленд и его народ по большей части были предоставлены сами себе. В результате именно здесь осталось больше аборигенов, чем где-либо еще в Австралии, и здесь они ощущали наименьшее принуждение к изменению своего образа жизни и приспособлению к жизненным условиям, продиктованным белыми. Да и возможностей для этого здесь было меньше. В 1931 году, когда сознание австралийцев наконец-то пробудилось из-за трагической истории первых обитателей континента, весь Арнем-Ленд был объявлен резервацией аборигенов. Торговцы и старатели могли путешествовать по его долинам, охотники на крокодилов могли плавать по его рекам, только если у них были специальные разрешения, а их не выдавали всем подряд.
Мы запросили такое разрешение, когда были в Дарвине, и нам позволили посетить Манингриду. В этом поселении мы вернее всего могли найти живопись, выполняющую свою первоначальную племенную функцию. Это поселение было создано совсем недавно и открыто Государственным департаментом социального обеспечения всего два года назад, и поэтому аборигенов там пока еще мало затронул европейский образ жизни. Кроме того, это было единственное поселение, в котором не было миссионера. Если живопись выполняла какую-либо ритуальную функцию, то присутствие мужчины или женщины, посвятивших себя отлучению аборигенов от их племенных религий, неизбежно должно было исказить природу их искусства.
Никто еще не добирался до Манингриды по суше. Небольшое судно доставляло туда запасы каждые несколько недель по морю, но самым удобным способом добраться был перелет. Поэтому мы арендовали маленький однодвигательный самолет, который должен был прилететь за нами из Дарвина и доставить туда. Когда мы вылетели из Нурланджи, пилот развернул маленькое судно и низко пролетел над болотами, чтобы мы могли в последний раз увидеть район, в котором мы снимали эти несколько недель. Когда мы приблизились, точки, которыми были испещрены сверкающие кофейного цвета лагуны, расправили свои черные и белые крылья и, казалось, внезапно раздвоились, отделившись от своих быстрых черных теней. Мы снова сделали вираж, чтобы оставить гусей в покое, и направились на восток над Арнем-Лендом.
Теперь было легко понять, почему эта жестокая, опустошенная солнцем местность так долго отталкивала поселенцев. Голые плато из песчаника, глубоко прорезанные оврагами и отмеченные длинными прямыми разломами, бесконечно тянулись впереди. Когда мы с гулом проносились над ними, я развлекался, пытаясь придумать маршрут, по которому можно было бы проехать в упряжке лошадей или даже на грузовике. Каждый раз, когда я прослеживал глазами долину, явным образом направленную на восток, где движение казалось сравнительно простым, она внезапно заканчивалась диким обрывом или петляла под прямым углом к направлению, по которому я хотел идти. Это было похоже на детскую печатную головоломку, которая предлагает тебе карандашом проложить путь через лабиринт и добраться до сокровищницы в центре — если не считать того, что здесь не было маршрута без препятствий и видимых следов какого-либо сокровища. Как часто бывает в головоломках, наименее трудный путь к Манингриде для земного путешественника явно был самым длинным — путешествие вдоль побережья на лодке.
Пилот наклонился через плечо и крикнул мне: «Если бы двигатель сейчас вышел из строя, что бы мы сделали, как вы думаете?»
Я посмотрел на ландшафт, ужаснувшись от этой мысли.
«Разбились?»
«Направились бы к тому маленькому участку земли, — закричал он, указывая вперед на мелкий открытый прямоугольник земли, относительно свободный от буша, но окруженный скалами. — Мы на достаточной высоте, чтобы добраться до него даже без двигателя, и я думаю, что он достаточно большой для того, чтобы я смог посадить самолет, хотя как, черт возьми, нас могли бы подобрать, я не знаю. Всегда старайтесь запоминать такие места во время сухопутных путешествий. Это утешает».
Мы с гулом двигались дальше. Теперь внизу были только беспросветные скалы. Я постучал его по плечу:
«А что бы вы сделали, если бы он вышел из строя сейчас?»
Он вдумчиво посмотрел по обе стороны. «Молился», — крикнул он.