Несколько лет в научных кругах бурно спорили, что за птица отложила эти гигантские яйца. Некоторые авторитеты категорически настаивали, что это создание было подобием орла, как писал Марко Поло. Другие полагали, что это был огромный пингвин или гигантский водяной пастушок. Вопрос окончательно решился, когда из болота в центральной части Мадагаскара были извлечены огромные птичьи кости. По ним стало совершенно ясно, что птица была похожа на страуса и не умела летать. Рост птицы достигал почти трех метров в высоту, и ученые назвали ее эпиорнис.
Реконструкция внешнего вида эпиорниса
Хотя это не самая высокая птица, которая когда-либо существовала, — некоторые виды вымерших моа из Новой Зеландии были несколько выше, — она была крепко сложена и практически наверняка была самой тяжелой из всех птиц и весила, по некоторым оценкам, почти 450 килограммов.
Флакур оказался прав. То, что он распознал в гигантской птице разновидность страуса, не видя ее костей и не зная сравнительной анатомии, почти наверняка означало, что его информаторы действительно видели это создание живым. Сейчас, к сожалению, птица однозначно вымерла: каким бы огромным ни был Мадагаскар, там нет неразведанных мест, где могло бы укрываться существо размера эпиорниса. Тем не менее там все еще встречаются гигантские яйца, и я надеялся, что в песках вокруг высохшей реки Линта мы сможем найти если не яйцо целиком, то хотя бы его небольшой обломок.
Мы разбили палатку под молочайным деревом, которое росло рядом с единственным источником воды на многие километры вокруг — девятиметровым по глубине колодцем. Люди приходили сюда из далеких селений, чтобы достать воду ведром, пили сами и поили пригнанный скот. Животных оставляли в тени в зарослях колючего кустарника в ста метрах и подводили по нескольку жадно пить воду, налитую в открытые бетонные баки рядом с колодцем.
Мы с Джеффом начали поиски фрагментов яиц. Солнце немилосердно палило на безоблачном небе, припекая дюны. Песок был настолько горячий, что если бы пришлось ходить по нему босиком, то это было бы очень болезненно, по крайней мере для нас, а отражаемый им свет был столь ярким, что приходилось щурить глаза. Час за часом мы медленно плелись, и песок расползался под каждым нашим шагом, так что ходьба утомляла вдвойне.
Какой бы бесплодной ни казалась пустыня, мы обнаружили много признаков жизни — извилистый след змеи, след ящерицы, хвост которой оставлял тоненькое волнообразное углубление между следами ее лапок, вереницы коротких следов, похожих на стрелы, оставленных маленькими птицами, семенившими по песку.
Пауки оплели паутиной ветки низкорослых колючих кустарников и каким-то чудом подвесили к нижним краям пустые раковины улиток — они служили грузами и удерживали шелковистые сети натянутыми. Под одним кустом мы нашли прекрасную черепаху длиной почти полметра. Ее куполообразный панцирь шоколадно-коричневого цвета украшали сияющие желтые линии. Эти существа, как мы знали, почитаются многими племенами. Если человек встречает ее, он кладет на ее панцирь небольшое подношение и идет дальше, обрадованный встречей, поскольку считает ее хорошим предзнаменованием. Но эта встреча не принесла особенной удачи. Измученные жарой, мы устало потащились в лагерь с пустыми руками.
Фрагменты яиц эпиорниса
После полудня, когда прошла самая жаркая пора дня, мы еще раз попытали удачу. Через два часа я наконец-то кое-что нашел. Три маленьких кусочка размером с десятипенсовую монету и толщиной в два раза больше. Одна сторона у них была блеклой, другая — бледно-желтой с четкими прожилками. Несомненно, это были кусочки гигантского яйца. Сидя в скудной тени зеленого кустарника, мы рассматривали находки и плевали на них, чтобы очистить поверхность. К нам подошел маленький лохматый мальчик, перегонявший стадо коз. Он был пыльный и голый, если не считать ожерелья из голубых бусин и набедренной повязки. Я подозвал его и показал наше сокровище.
«Я ищу большое яйцо, — сказал я по-французски. — Эти — маленькие кусочки, это не хорошо. Я ищу большие кусочки».
Он уставился на меня с совершенно растерянным видом.
«Яйцо, — сказал я настойчиво. — Огромное яйцо». Ни тени эмоции не проскользнуло на его бесстрастном юном лице.
Я знал, что плохо говорю по-французски, но сомневаюсь, что он понял бы настоящего француза. Он явно говорил только на своем местном малагасийском диалекте. Я попытался еще раз. Я изобразил руками форму и размер объекта, который ищу. Бесполезно. Мальчик смотрел мимо меня, заметил, что его козы отбились от стада, бросил в них камень и побежал.
Сколь бы малы ни были эти фрагменты, мы были от них в восторге. Вернувшись в лагерь, я с большой гордостью показал их Жоржу и подумал (но из скромности промолчал), что обладаю чрезвычайно острым зрением, ведь я смог различить эти крошечные осколки в необозримом море песка.