В маленькой усадьбе было несколько построек, соединенных крытыми верандами: кухня, в которой постоянно горел огонь, сарай, где мы провели первую ночь, спальня Неньито и его жены, комната мальчиков, флигель; в нем до того, как поселились мы, жили цыплята. От дома начинался крутой склон; узкая дорожка вела к реке и упиралась в мягкий красный песчаник. У камней бурлила бурая Куругуати, поднявшаяся после вчерашней грозы. Чуть поодаль, на небольшой полосе земли за постройками, Неньито выращивал кукурузу и кассаву, а дальше начинался лес.
В самое первое утро поляна, где располагалась усадьба, была заполнена огромным роем бабочек. Это было поразительное зрелище. Их слетелось так много, что одним движением мне удалось поймать в сетку 30 или 40 восхитительных созданий с переливчато-голубыми передними крыльями, алыми задними и расписанным ярко-желтыми иероглифами брюшком. Вероятней всего, как я узнал, это были бабочки, относящиеся к виду катаграмм.
Известно, что бабочки способны огромными стаями мигрировать на невероятные расстояния. Великий американский зоолог Уильям Биб однажды наблюдал, как в течение нескольких дней громадный рой мигрирующих бабочек непрерывным потоком — примерно 1000 за секунду — перелетал через ущелье в Андах. Подобные явления описывали многие путешественники и натуралисты. Но катаграммы, которых мы видели в Иреву-куа, не были «мигрантами». Они летали на вырубках, рядом с домами, а в лесу, хотя он находился совсем рядом, и у реки мы не встретили ни одной. Вскоре мы научились предсказывать, когда рой появится над усадьбой. Обычно они прилетали наутро после сильной грозы, когда небо прояснялось, а солнце палило так, что на прибрежные камни невозможно было ступить босиком.
Как только начинало темнеть, рой постепенно рассеивался, а с наступлением ночи бабочки исчезали. Если на следующий день было прохладно, они не появлялись вообще. Допустим, эти бабочки вылетают на свет только при определенной погоде, но куда они деваются по ночам? Век их, конечно, короток, но трудно поверить, чтобы катаграммы, все до одной, умирали к концу дня. Может быть, они улетают в лес и там чинно устраиваются на ночлег между листьями более высоких деревьев? Я не знал.
В окрестностях Иреву-куа жили не только катаграммы. Нигде больше я не встречал такого количества бабочек разных расцветок и разных видов. В свободное время, когда заняться было нечем, я ради развлечения начал их собирать. Делал я это лениво и как бы между прочим: не бегал за ними по лесам и полянам, не тряс кусты, не отслеживал, как положено порядочному энтомологу, движение роя, лишь время от времени пытался поймать «экземпляр», какого прежде не видел. Тем не менее за две недели, проведенные в Иреву-куа и округе, мне удалось собрать более 90 бабочек разных видов. Будь у меня побольше терпения и ловкости, я, несомненно, поймал бы как минимум в два раза больше. Для сравнения скажу, что во всей Великобритании насчитывается всего 65 видов, включая редчайших мигрантов.
Самых ярких, изысканных и больших бабочек я увидел в лесу. Это были морфиды, завораживающие голубым сиянием огромных — до 10 сантиметров в размахе — крыльев. Когда я впервые увидел, как эта великолепная бабочка лениво, словно нехотя, скользит по воздуху, я бросился за ней через заросли, цепляясь рубашкой за колючки, и почти было настиг, но она вдруг развернулась и со всей силой ударилась о сетку. Морфиды чувствуют, когда за ними охотятся, и, говоря научным языком, в ситуации опасности прибегают к иным поведенческим стратегиям. Однажды, когда я подошел довольно близко и в очередной раз безуспешно взмахнул сачком, они мгновенно встрепенулись, взлетели и скрылись в ветвях. Только после нескольких бессмысленных, до пота изматывающих попыток погони я осознал, что пора менять тактику.
Морфиды предпочитают открытое пространство, где им не мешают ветки или кусты. Вот и теперь они облюбовали широкие просеки, которые работники Неньито прорубили в лесу, чтобы удобно было стаскивать стволы к реке. В солнечные дни их можно было заметить издалека по ослепительному сиянию крыльев. Поначалу я бежал к ним, размахивая сачком, но вскоре до меня дошло: если я буду суетиться и мельтешить, они перепугаются и немедленно скроются в густом лесу. Гораздо разумней остановиться и замереть с сачком на изготовку, а когда бабочка беззаботно подлетит поближе, попытаться одним движением ее поймать. Это немного напоминало игру в крикет: обманчивые движения морфид были столь же непредсказуемы, как рискованная подача опытного игрока.