Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Мне казалось, что вокруг ничего, кроме колючих кустов, не растет, но Комелли умудрялся скрашивать наш унылый рацион подножным кормом. Он срезал белые, с приятным цикориевым вкусом, побеги тритринакса, которые, по его словам, настолько питательны, что годятся в пищу для кормящих матерей, учил меня распознавать съедобные и ядовитые ягоды. Однажды мы наткнулись на поваленное дерево, в котором угнездился пчелиный рой. Комелли хотел не церемонясь полезть за медом, но я предложил сначала выкурить пчел, чтобы они на нас не напали. В ответ мой спутник расхохотался. «В Чако, — объяснил он, — живут пчелы, которые жалят так, что мало не покажется, но эти — безобидные. Покружат, пожужжат, попугают, но вреда от них никакого». Мы раскололи ствол, вытащили огромные, истекающие медом соты, вгрызлись в них и съели подчистую все, включая воск, пыльцу и увязших в меду личинок.

Целыми днями мы искали гигантского броненосца, хотя Комелли считал, что это напрасный труд: броненосец, по его словам, покидает нору в основном ночью. Я же утешал себя тем, что мы увидим хотя бы признаки его присутствия. Действительно, нам удалось обнаружить несколько больших заброшенных нор, как две капли воды похожих на ту, что встретилась первой, — и ни одной живой. Ночью мы полностью полагались на собачий нюх. Собаки нашли волосатого броненосца, нескольких трехпоясных, однажды вечером они притащили лису. Но свежих следов гигантского броненосца никто из нас не видел.

Через некоторое время мы вышли к открытой равнине. Комелли с видом знатока утверждал, что тату каррета почти никогда не выходит из своего укрытия в кустах, поэтому ехать дальше бессмысленно. К сожалению, нам ничего не оставалось, как вернуться.

В Пасо-Роха нас встретили Чарльз и Сэнди. Мы уселись вокруг костра, начали рассказывать о нашем путешествии, и тут на стоянке появился Скотобоец. Смущенно улыбаясь, словно стесняясь, что ему приходится тратить время на такую ерунду, он нес большого, пушистого филиненка с огромными желтыми глазами, непривычно длинными ресницами и непропорционально большими ногами. Его было трудно заподозрить в особой нежности к птенцам, но сейчас Скотобоец старался нести свою добычу как можно бережней, поскольку надеялся продать птицу нам.

Он положил птенца на землю и подсел к костру. Филиненок встал, защелкал клювом и что-то протрещал себе под нос. Я сделал вид, будто ничего не заметил.

«Добрый вечер», — церемонно поздоровался Скотобоец.

Мы ответили не менее учтиво.

Он мотнул головой в сторону птенца: «Очень хороший. Очень редкий».

Я саркастически рассмеялся: «Это ñacurutú — филин. Тоже мне редкость».

Скотобоец обиделся: «Это очень ценная птица. Более редкая, чем тату каррета. Я хотел оставить ее себе».

Он выжидательно уставился на меня. Я не отрываясь смотрел в огонь.

«Но если она вам нужна, так и быть, отдам».

«А что ты за него хочешь?»

Этого вопроса Скотобоец ждал, но, услышав его, он словно растерялся и не смел облечь мечту в слова. А какая она, я знал. Наш гость пошевелил палкой горящие угли.

«Твой нож», — смущаясь, пробормотал он.

Совсем скоро нам предстояло навсегда покинуть Чако, а нож особой ценности не представлял: в Асунсьоне такие продаются на каждом углу. Я протянул его Скотобойцу и унес филиненка, чтобы его покормить.

Это было наше последнее приобретение в Пасо-Роха. Утром мы двинулись в обратный путь: через пять дней в эстансию Элсита должен был прилететь самолет, чтобы забрать нас в Асунсьон.

30. Переезд бродячего зверинца

Когда мы подъезжали к эстансии, густые облака, затянувшие багряное рассветное небо, прорезала молния. Стоявшая в этих местах последние две недели солнечная и сухая погода сменилась сильным дождем. Не прошло и нескольких часов, как ливень полностью размыл взлетную полосу у дома. Вечером Фаустиньо связался по рации с аэропортом в Асунсьоне и отменил рейс, которым мы должны были улететь на следующий день.

Прошла почти неделя прежде, чем полоса полностью просохла.

Наконец самолет прибыл. Мы разместили в нем броненосцев, каймана, носух, филиненка, остальных животных, вышли, чтобы попрощаться с хозяевами, — и тут появился индеец Спика с тремя птенцами попугая. К его огромной радости, мы не колеблясь согласились их купить. Последняя сделка была завершена. Фаустиньо попросил передать его родне в Асунсьоне большой кусок говядины. «Бедняги, — сочувственно вздохнул он. — Они даже не знают, что такое настоящее мясо из Чако». Элсита, неразлучная со своей сигарой, привела малышей, чтобы показать им, как мы будем взлетать. Комелли на прощание сердечно пожал мне руку. «Я поищу этого старика каррету, — пообещал он. — Если найду его раньше, чем вы уедете из Парагвая, примчусь с ним в Асунсьон собственной персоной».

Самолет взревел, мы захлопнули двери — и через два часа приземлились в Асунсьоне.