Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Пастухи, которым мы были обязаны нашим пиром, жили на дальней эстансии, а сейчас объезжали Чако в поисках отбившегося скота. Раз в несколько дней они забивали для себя быка, и нам очень повезло, что они решили позаботиться о пропитании именно в тот день, когда выбрали для ночевки Пасо-Роха.

Впрочем, подфартило не только нам, а всем обитателям фактории: умять за раз целого быка не способны даже двадцать зверски голодных пастухов. Скотобойцу досталась сочащаяся кровью нога. Хозяин и Открыватель Бутылок поделили между собой бычий бок. Собаки, истекая слюной от удовольствия, лопали требуху, а носухи, рыча, отнимали друг у друга обрезки мяса с ребер. В деревьях затаились черные грифы; они терпеливо ждали, когда наконец можно будет наброситься на принадлежащие им по праву остатки туши.

Вскоре на пространстве между нашей стоянкой и домом Хозяина горели, потрескивая, маленькие костры. Вокруг них по двое или по трое сидели пеоны. В воздухе стоял упоительный запах жаренной на огне говядины.

Попугаи-монахи лакомятся вяленым мясом

Комелли удалось добыть не только ребра, но и огромный кусок говяжьей лопатки. Съесть его сразу мы, конечно, не могли, поэтому было решено приготовить charqui[25], то есть разрезать мясо на длинные полосы и подвялить их на солнце. Настоящее чарки — не самая вкусная еда на свете, но она долго не портится, и в этом ее главная ценность. Не успели мы развесить полоски мяса и вернуться к костру, как полакомиться мясом примчались шумные попугаи-монахи. Конечно, в других местах они питаются семенами и фруктами, но в бесплодной земле Чако они, очевидно, научились есть все, что найдут. Впрочем, вкусы в этих скудных местах изменились не только у них: вслед за попугаями на мясо слетелись великолепные красноголовые кардиналы, сальтаторы — родственные вьюркам большие птицы с черными щеками и оранжевыми клювами — и пересмешники, которые держались на веревке, балансируя длинным хвостом.

Комелли намеревался продолжить поиски гигантских броненосцев в западной части Чако. Мне очень хотелось поехать вместе с ним. Однако все мы в одночасье покинуть стоянку не могли: кто-то должен был присматривать за быками, носухами и нашим добром. К тому же у нас были всего две лошади на четверых, а оставлять Сэнди и Чарли без транспорта не хотелось. К счастью, мы случайно узнали, что запасная лошадь есть у Открывателя Бутылок. Одолжить ее он категорически отказывался, но намекал, что, может быть, согласится продать. Панчо, так звали лошадь, привели для осмотра. Я мало что смыслю в лошадях и не силен в искусстве определять их возраст по зубам, но даже мне, неискушенному, было понятно, что Панчо доживает свой век. Его щеки ввалились, круп изогнулся дугой, на поникшей голове печально болтались уши. Возможно, Открыватель Бутылок отказывался одолжить клячу, боясь, что она в пути умрет от непосильной нагрузки. Так, скорее всего, бы и случилось, если бы ее с утра до ночи гоняли по монте, но ничего подобного у меня в мыслях не было. Я всего лишь хотел размеренно и неторопливо передвигаться по равнине, а Панчо для таких прогулок явно годился. Резвый жеребец, при всех его достоинствах, доставил бы мне гораздо больше хлопот. Тем не менее я все еще колебался и, на всякий случай, решил справиться о цене.

«Сколько?»

«Пятьсот гуарани», — бодро ответил Открыватель Бутылок.

Это было примерно 30 шиллингов. Даже Панчо, безусловно, стоил этих грошей — и я протянул деньги продавцу.

На следующий день мы отправились в путь, прихватив с собой мешок с фариной и немного вяленого мяса. Узкая тропа шла через кустарник, к счастью не такой высокий и тернистый, как монте вокруг эстансии Элсита. Впереди бежали притихшие собаки. Иногда они возвращались к Комелли и снова разбегались в разные стороны исследовать заросли.