Читаем Путешествия трикстера. Мусульманин XVI века между мирами полностью

В те времена в Венеции и во Флоренции целые группы подростков мужского пола вступали в связь со старшими мужчинами в качестве положенного приобщения к сексуальности. Некоторые из них в дальнейшем становились молодыми проститутками, другие находились на содержании у мужчин, а многие женились, став взрослыми. Вокруг этих обычаев сложилась сеть особого языка, шуток, привычек и мест встречи, сохранявшаяся, несмотря на надзор, судебное преследование и наказания со стороны властей, а в случае Флоренции — несмотря на решительную атаку Савонаролы на «отвратительный порок» в период республики 1494–1498 годов. Вскоре после того как Медичи вернулись к власти во Флоренции в 1512 году, а затем еще раз в 1520 году, суровые наказания за содомию, наложенные в годы правления Савонаролы, были смягчены, особенно в отношении молодежи[567].

Связанный с кругами Медичи в Риме, Йуханна ал-Асад, должно быть, слышал об этом мире. К тому времени, когда он начал писать своих «Знаменитых мужей» и «Географию», он подхватил местные слова и обороты речи, связанные с гомосексуальностью — те самые слова и фразы, которые пересказывали флорентийской полиции нравов, Офицерам ночи, ее информаторы, и которые встречаются также в народных текстах. Например, как рассказывает Йуханна ал-Асад, юный сын нынешнего султана Туниса, посланный своим отцом управлять городом Константина, вызвал возмущение горожан не только потому, что был несправедлив, но и потому, что он был «un cinedo et grande imbriaco», то есть юный пассивный педераст и большой пьяница. Мужчины, переодетые женщинами, в фесских гостиницах «держат мужчину как мужа», подобно тому как во Флоренции мужчины постарше говорят, что «держат мальчика как женщину». Население Феса желало смерти этим «giottoni» — так Йуханна ал-Асад записал слово «ghiotti» — «обжоры», используемое в народной поэзии и сленге для обозначения содомитов[568]. И, упоминая «fregatrice» из Феса, он, как видно, сумел хорошо уловить популярные в то время в Италии слова, обозначающие эротические действия между женщинами[569].

Итак, Йуханна ал-Асад узнал о сексуальных сетях и интимных отношениях в Италии, а принимал ли он сам в них участие? Полный сил мужчина тридцати с лишним лет, он должен был помнить, что мастурбация запрещена маликитским законом, хотя некоторые другие мусульманские законоведы ее разрешают, «чтобы облегчить желание». Христианское учение также включало мастурбацию в число запрещенных «грехов против природы», о которых положено сообщать своему духовнику на исповеди[570]. В любом случае онанизм был жалким утешением для человека, который предстает в своих текстах не склонным к одиночеству.

Йуханна ал-Асад, вероятно, был носителем того же сложного отношения к гомоэротическим контактам с мужчинами, которое он выражал в своих трудах об исламских течениях — осуждая их, он в то же время проявлял к ним огромное любопытство и был с ними знаком достаточно близко, хотя бы для того, чтобы их описать. Посещал ли он те кварталы Венеции и Флоренции, где мальчики-проститутки (бардасси) могли преследовать его, как такие же юноши приставали к иностранцам, когда он бывал в Тунисе?

Однако его взгляд и восприимчивость в «Географии» в первую очередь нацелены на женщин, и мы можем ожидать того же в его жизни в Италии. Здесь у Йуханны ал-Асада была масса возможностей видеть их: женщины — рабыни и свободные — работали служанками в христианских семьях, ходили по своим делам по улицам и рынкам Рима и других итальянских городов, которые он посетил, молились в церкви. Некоторые мужья в аристократических семействах Венеции старались почти все время держать своих жен дома, но большинство женщин появлялись на людях, по крайней мере, не реже, чем в Каире. Тонкий ценитель женской внешности, он, вероятно, везде замечал головные уборы, которые закрывали лицо гораздо реже, чем в мусульманских городах — разве что легкие вуали у состоятельных женщин, или иногда более плотные, скрывающие лица девушек из хороших семей[571].

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

История / Политика / Образование и наука