Когда в «Географии» Йуханны ал-Асада речь идет о политических событиях, женщины выступают как подстрекательницы или как объект любовных интриг, что ведет к «разрушительным» последствиям, как в случае с разгромом и захватом города Сафи. (При этом он мог описать прелюбодеяние, совершенное христианами и имевшее положительные последствия, по крайней мере, для мусульман — например, убийство христианского коменданта острова Пеньон де Велес испанским солдатом, которому тот наставил рога, а в результате султан Феса отвоевал этот остров.) В одном городе на склонах Высокого Атласа мусульманские женщины пожертвовали браслеты и кольца для выкупа своих мужей у солдат султана, хотя и сделали это «из хитрости» (per malitia), скрыв тот факт, что в домах у них осталось еще много денег. В более возвышенном ключе Йуханна ал-Асад пишет о жене правителя династии Альмохадов, Абу Юсуфа Йакуба ал-Мансура, которая продала свои драгоценности и золотые и серебряные украшения, полученные от мужа при обмене свадебными дарами, чтобы заплатить за золотые шары на вершине минарета мечети Кутубия в Марракеше. Эти шары приобрели чрезвычайную ценность в представлениях простого городского люда, в них видели планеты, населенные духами-хранителями, и их никогда не снимали, даже если позднейшим правителям требовалось золото на финансирование обороны от христиан.
Однако, рассказывая о возвышении правителя Альморавидов Йусуфа ибн Ташфина, Йуханна ал-Асад не упомянул его жену и советницу Зайнаб, женщину, которую особенно помнят в Магрибе за ее влияние на политику: именно она, как говорит Ибн Халдун в своей «Истории берберов», поощряла мужа бороться за независимость — «женщина, выдающаяся своей красотой и искусством политика»[605]
.Возможно, Йуханна ал-Асад больше рассказал о роли женщин в политической, экономической и религиозной жизни в своих утраченных книгах по маликитскому праву и мусульманской истории. Но совершенно очевидно, что он писал не как воинствующий поборник женских достоинств и способностей. Не существовало точного арабского соответствия европейскому литературному течению, которое выдвигало серьезные претензии на то, что женщины не уступают мужчинам или даже превосходят их — как в «Книге о Граде женском» Кристины Пизанской (1405), «О благородстве и превосходстве женского пола» Корнелиуса Агриппы фон Неттесгейма (1509) и «Апологии женщин» кардинала Помпео Колонны (1529), посвященной его двоюродной сестре, поэтессе Виттории Колонне. Вместо этого достижения мусульманских женщин находили отражение в биографических словарях или воплощались в таких фигурах, как остроумная Шахразада, которая сумела спастись и в конечном счете стать женой персидского шаха Шахрияра благодаря своим многочасовым захватывающим рассказам[606]
.В «Придворном» Кастильоне мужчины обсуждают женские недостатки, достоинства и успехи в присутствии придворных дам. Несколько иная дискуссия разворачивается в повествовании XIV века, написанном ал-Хаврани. Йеменская женщина Хурра (что значит «свободная») отвергнута своим мужем, внезапно впавшим в аскетизм; она становится руководительницей красивых, талантливых и красноречивых рабынь, путешествует с ними в Каир и другие места, поражая правителей своей образованностью и толковостью, а в итоге выходит замуж за сына багдадского султана[607]
. Обретя тем самым право распоряжаться в суде, она приказывает двум адвокатам привести доводы, одному — к чести женщин, а другому — к чести мужчин. Те говорят о браке и о занятиях любовью, но когда их спор остается нерешенным, Хурра завершает дискуссию историей о людях, жестоких и добрых, в которой с помощью джиннов и сообразительных женщин влюбленные, наконец, соединяются[608].Йуханна ал-Асад не изобразил ни одной такой талантливой Шахразады или Хурры в своей книге об Африке. Его женщины не столь свободны в своих маневрах; единственный ловкий трикстер в его «Географии» — это сам автор-амфибия. Возможно, он слышал отголоски итальянских «дебатов о женщинах», в том числе про диалог о колдовстве под названием «Стрикс» Джованни Франческо Пико делла Мирандолы (выступающего против женщин), опубликованный в Болонье за несколько месяцев до приезда туда Йуханны ал-Асада; может быть, слышал от Якоба Мантино о влиятельных герцогинях Мантуи и Феррары; или уловил в Италии отрывочные сведения об ученых женщинах[609]
. Но подобная информация мало повлияла на его рассказ о женщинах Африки. Что действительно оказало на него воздействие, так это собственные наблюдения и опыт сексуальной, интимной и семейной жизни в Италии — в семьях евреев, с проститутками в простонародных кварталах Рима и в собственном доме. Здесь, за обеденным столом, который, по его словам, он предпочитает сидению на полу вокруг общего горшка, как принято в Марокко, он мог лучше всего понять, как сравнивать два социальных мира, как оценивать их сходство и как беречь самобытность.Глава 8
Перевод, передача и дистанция