Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим

Англійскаго консула нашли мы въ такой же комнатк со сводомъ; на стн висла старинная картина, изображающая гербъ Англіи. Здсь-то принимаетъ подданныхъ королевы Викторіи этотъ почтенный старикъ, въ красномъ халат, вооруженный истертой палкою съ оловяннымъ набалдашникомъ, которая служитъ атрибутомъ его званія. Онъ предложилъ къ нашимъ услугамъ трубки, кофе, и отдалъ для спанья вс постели, а самъ улегся на террас. Мы хотли отблагодарить его за это гостепріимство; но онъ отказался отъ всякаго вознагражденія, говоря, что принимая насъ, онъ исполнилъ только долгъ свой. Я думалъ, что этотъ достойный человкъ получаетъ очень хорошее жалованье отъ нашего правительства, но оказалось, что оно ни одному изъ нашихъ консуловъ въ Левант не даетъ ни единаго фартинга. Имемъ ли мы право жаловаться посл, что у насъ нтъ хорошихъ агентовъ? Если эти достойные люди и сплутуютъ подъ-часъ, можно ли намъ обвинить ихъ по справедливости? Гордые и надутые своей важностью Англичане, путешествуя по этимъ странамъ и видя, что правительства другихъ націй поддерживаютъ здсь своихъ представителей весьма прилично, — не могутъ не чувствовать стыда и униженія, прибгая къ безсильному покровительству консульскаго флага Великобританіи.

Дятельная молодежь вышла на берегъ прежде васъ и захватила всхъ лошадей, которыхъ можно было нанять для дальнйшаго путешествія; но мы надялись на письмо Галиля-паши, въ которомъ предписывалось всмъ пашамъ и губернаторамъ оказывать намъ всевозможную помощь. Кади и вице-губернаторъ Яфы, узнавъ, что мы владемъ такимъ документомъ, поспшилъ явиться на поклонъ къ предводителю нашей партіи. Онъ брался сдлать для насъ все на свтъ, и хотя не было дйствительно лошадей, но онъ общалъ прислать ихъ черезъ три часа. Посл этого мы простились съ нимъ съ улыбкой, поклонами и привтствіями, которыя передавались съ одной стороны на другую покорнымъ переводчикомъ. Но часы проходили, а топота конскихъ копытъ не было слышно. Мы поли яицъ съ хлбомъ, и небо зажглось вечерней зарею; мы принялись за трубки и кофе, и настала ночь. Не бросилъ ли этотъ человкъ въ насъ грязью? Не насмялся ли онъ надъ нашими бородами и не обезчестилъ ли своимъ обманомъ мирныхъ могилъ нашихъ матушекъ? подумали мы и ршились отыскать этого безчестнаго исполнителя правосудія въ его собственномъ логовищ. Теперь трудно было надуть насъ комплиментами; мы хотли прибгнуть къ суровому языку оскорбленнаго достоинства и познакомить этого негодяя съ ревомъ британскаго льва, приведеннаго въ негодованіе: грозно воздвиглись мы, облеченные гнвомъ и яростью. Бдный консулъ несъ передъ нами фонарь, въ которомъ горла маленькая восковая свчка, а впереди выступали два проводника, вооруженные саблями. Шумя и бряцая оружіемъ, гордо шли мы по улицамъ Яфы, намреваясь сдлать нападеніе на кади въ его собственномъ диван. Сохраняя величавый и негодующій видъ, я былъ однакоже очень радъ, что намъ не привели лошадей: это обстоятельство давало мн случай познакомиться съ восточной жизнью.

Благочестіе не позволяетъ Туркамъ сть днемъ въ продолженіе Рамазана: они спятъ до самаго вечера; но лишь только наступитъ ночь, — фонари зажигаются; кальяны начинаютъ бурчать и дымиться; продавцы кислаго молока и шербета громко выхваляютъ товаръ свой; въ маленькихъ, грязныхъ харчевняхъ трещитъ на сковородахъ масло, и паръ несется изъ горшковъ сквозь окна и двери. Мимо этой-то грязной, нищенской, оборванной, шумной и пестрой сцены проходили мы по улиц Поклона къ жилищу кади. Сквозь узкіе ворота, сведенные аркою, вошли мы въ его канцелярію, миновали маленькую комнату, наполненную запахомъ мускуса, проникли за ршетку, подл которой стоялъ простой народъ, поднялись на возвышеніе, гд возсдалъ самъ кади, окруженный пріятелями, и важно, молча, опустились на диваны. Блюститель правосудія поспшилъ предложить намъ кофе; лицо его выражало большое смущеніе. Черный невольникъ, варившій кофе въ сосдней комнат, приготовилъ для каждаго изъ насъ по чайной ложк этого напитка; писецъ или секретарь кади, высокій Турокъ, съ благородной наружностью, подалъ намъ чашки, — и вотъ, проглотивъ эту маленькую порцію, британскій левъ приступилъ къ выраженію своего негодованія.