Путевые записки эстет-энтомолога

Световое табло в зале ожидания сообщало, что фотонный корабль «Путник во мраке» уже шесть часов как пришвартован к створу и до окончания посадки остаётся чуть более часа. Обругав про себя на чём свет стоит информационную службу космопорта и виртуальную бастургийку в частности за неверные сведения, я заспешил к кораблю. «Путник во мраке» принадлежал местной компании, сменный экипаж состоял исключительно из элиотрейцев, весьма прямолинейных и беспринципных в общении гуманоидов, поэтому задерживаться не стоило – корабль мог в любой момент уйти в рейс без меня. Жди тогда следующего рейса ещё год.

Тем не менее, я направился не на пассажирский причал, а на грузовой. И правильно сделал, так как суперкарго корабля, маленький, сухонький, как скелет, элиотреец, чем-то похожий на земных богомолов, стоял возле четырёхметрового контейнерного куба и наотрез отказывал служащему космопорта в погрузке, мотивируя отказ тем, что данный контейнер в списке грузов не значится.

– Простите, суперкарго, – вежливо вклинился я в перепалку и протянул билет на рейс и багажную квитанцию. – Это мой багаж.

– Что? – изумлённо выпучил фасетчатые глаза суперкарго. Он недоверчиво взял документы тоненькой лапкой, прочитал. – Действительно, наш пассажир… То есть, задница. И что же в этом контейнере?

Изумление отнюдь не исчезло из глаз суперкарго.

– Экспедиционное снаряжение, – сухо сказал я, не зная, как реагировать на «задницу».

– Что!!? – Изумление на треугольном лице суперкарго превысило всякие границы, достигнув абсолюта. – Видел задниц на своём веку, но такую задницу… Ты уверен, что оно тебе понадобится?!

От оскорбления у меня перехватило горло, и я не нашёлся, что ответить.

– Ладно, грузи, – скомандовал суперкарго служащему космопорта и отвернулся от меня.

Тележка с контейнером поплыла к грузовому люку, и суперкарго поспешил за ней. Возле створа он остановил тележку, рванул за рычаг, и контейнер с грохотом обрушился в трюм корабля.

– Осторожнее! – запоздало крикнул я.

– Поучи мою бабушку спариваться! – огрызнулся суперкарго, шагнул в створ люка и повернулся ко мне. – Я же сказал, что снаряжение тебе не понадобится. – Люк трюма начал зарастать. – Дуй на посадку, а то без тебя улетим.

И мне ничего не оставалось, как «дунуть» на пассажирский причал. О судьбе снаряжения, в общем-то, можно было не переживать – внутри контейнера (по сути являвшегося антигравитационным плотом-трансформером, на котором я собирался охотиться на Moirai reqia , поскольку не знал, предоставят ли мне на Сивилле средства передвижения) был установлен независимый гравитационный режим, поэтому оборудование никоим образом не должно пострадать. Гораздо более неприятным представлялось обидное прозвище, данное командой корабля всем пассажирам «Путника во мраке». Хотя, возможно, с точки зрения элиотрейцев ничего обидного в прозвище не было. В их организме отсутствовал пищеварительный тракт – подобно некоторым членистоногим, элиотрейцы имели внешнее пищеварение: вводили в пищу желудочный сок, а спустя некоторое время поглощали готовый биоэнергетический субстрат. И на этом, как говорится, всё – разве что несуществующие губы салфеткой обтереть. Поэтому «задница» в человеческом понимании у них отсутствовала, и так могло называться лишь место, на котором сидят. А поскольку каждый пассажир согласно купленным билетам занимает на корабле соответствующее место, то отсюда и прозвище… Объяснение было логичным, успокаивающим уязвлённое самолюбие, но в него почему-то не верилось.

На пассажирском причале у трапа корабля меня поджидал вахтенный. Причал пустовал – рейс не считался пассажирским, поскольку раз в год доставлял на исследовательскую станцию у Сивиллы сменный персонал, оборудование и предметы жизнеобеспечения. Пассажиров, вроде меня, набиралось немного. И всё же один провожающий на причале присутствовал. За турникетом, метрах в пятидесяти от трапа, кликушествовал в теологическом угаре монах Барабек, потрясая серебряным крестом и предавая анафеме вся и всех, направлявшихся на Сивиллу.

Странно, но при виде монаха я не испытал былого раздражения. Скорее, сожаление, что столь некорректно обошёлся с ним, ибо только сейчас, видя его неподконтрольное сознанию неистовство, понял, что передо мной не фанатик веры, а душевнобольной, нуждающийся в лечении. Хотя между тем и другим разница невелика.

Я протянул билет вахтенному, он внимательно рассмотрел его и осклабился, если так можно охарактеризовать приоткрывшуюся пасть и выдвинувшиеся из неё хелицеры.

– Мы не летим на Сивиллу, – ехидно заявил он.

Я опешил.

– А куда?

– На исследовательскую станцию у Сивиллы, – осклабившись ещё больше, объяснил вахтенный.