Проснувшись на следующее утро, я долго не вставал с постели. Лёжа на спине в полной амуниции, я отрешённо смотрел в потолок, и было лень повернуться, чтобы в левый бок перестал давить лежащий в кармане куртки блок электронной записной книжки, служившей своеобразным экспедиционным журналом. Знал, стоит мне поменять положение, как из другого кармана в другой бок упрётся ещё какой-нибудь прибор из минимально необходимого снаряжения. Так я и спал всю ночь, ворочаясь с боку на бок как на крупной гальке, но вынимать что-нибудь из карманов опасался, поскольку не знал, каким именно образом сивиллянки заберут меня отсюда.
О переходе гостей с космической станции на Сивиллу ходило несколько противоречивых версий, но, скорее всего, все они были равноправны и имели реальное воплощение, поскольку основывались на свидетельствах непосредственных участников, хотя документальными видеосъёмками не подтверждались – время отсутствия на станции приглашённых гостей, по своей продолжительности доходящее иногда до года, вчистую исчезало из памяти системы жизнеобеспечения модулей. Принцип переброски гостей со станции на Сивиллу основывался на мгновенном телекинезе (физическую сущность которого не раскрыла ещё ни одна цивилизация Галактического Союза), а способ приглашения варьировался между двумя крайностями: когда сивиллянки появлялись на модуле, вели долгие разговоры с предполагаемым визитёром и лишь потом переправляли его на планету, и когда такая переброска осуществлялся без каких-либо предварительных переговоров, неожиданно и почти спорадически. Как по мне, так лучше бы моя переброска на Сивиллу осуществлялась по первой «крайности» – надеюсь, удалось бы уговорить сивиллянок переправить и мой багаж. Но готовым нужно быть ко всему…
Наконец я встал, умылся и прошёл в столовую, где заказал лёгкий завтрак. Гренки с джемом и какао, хотя благодаря стараниям побывавшего на станции монаха Барабека меню на кухне было столь обширным, что могло удовлетворить любого гурмана и сибарита. Меланхолично жуя гренки и прихлёбывая какао, я пронаблюдал на панорамном экране, как от станции медленно отходит фотонный корабль «Путник во мраке», унося домой профессора Могоуши. Волей-неволей мне приходилось встречаться с профессором на симпозиумах эстет-энтомологов, хотя при этом оба старались не замечать друг друга и избегать прямых контактов, однако то, что мы вот так вот, носом к носу, столкнулись здесь, было из ряда вон выходящим событием. Какие, порой, немыслимые зигзаги выписывает наша судьба…
При слове «судьба», промелькнувшем в голове, я словно очнулся и как бы новым взглядом окинул окружающую обстановку. Воссозданная по меркам моей виллы столовая показалась чужой, и иная, чем в окрестностях системы Друянова, звёздная панорама ещё больше подчёркивала, что я вовсе не дома. Знание, что отсюда невозможно связаться с кем бы то ни было, начало оформляться в почти материальное осознание полной изоляции от привычного мира на целый год (известны случаи, когда гостей забирали на Сивиллу только под конец их самовольного заточения на модуле станции, и такая перспектива меня не устраивала). Не проведя на модуле и суток, я уже начинал понимать профессора Могоуши – от вынужденного безделья можно и с ума сойти. Гнетущая пелена никогда ранее не испытываемой клаустрофобии сдавила сердце, начала обволакивать сознание. Сопротивляясь чисто животному атавистическому чувству, я попытался взять себя в руки. Насильно запихнул в рот последний гренок, допил какао и встал из-за стола. Чтобы не позволить меланхолии овладеть сознанием, нужно найти какое-то дело. Рукам или голове – без разницы. Ещё не зная, какое это будет дело, для рук или для головы, но твёрдо уверовав, что обязательно его найду, я направился в кабинет, открыл дверь и шагнул через порог.