Если человек привык жить в страстной эмоциональности, то она делается центром его жизни. Такому человеку очень трудно переместиться в иные действия души и духа. Тем более он не может отделить себя от внешних событий и предметов, весь в них и весь зависим от них. При таком положении один живет внешними событиями, и его собственные впечатления идут за их ходом; другой получает от внешних событий какое-либо впечатление и, оставляя событие, живет полученным впечатлением, например обидой или радостью, возмущением или утешением. В своих внутренних переживаниях человек весь поглощен их развитием. «Механизм внутренней и внешней жизни, — говорит свт. Феофан, — поминутно вовлекает его в себя, как в вихрь или пучину какую. Ум весь подтягивается к этим настроениям и обслуживает их — мечтами, планами, воображением или, если человек сконцентрирован на внутренних переживаниях, тогда подбрасывает все новые и новые мысли, детали случившегося события или, наоборот, навязывает одну и ту же мысль и через нее человек еще сильнее закручивается в свои чувства»[20]
.В этом состоянии человек не прилагает к себе наставления о бодрствовании и трезвении. Он может читать о них, либо не понимая, что это такое, либо не имея желания и сил делать согласно прочитанному. Такое состояние, как говорит святитель Феофан, бывает либо «у грешников, потерявших благодать», либо «у неверных, не принявших благодати». Называется оно сном. «Грешник живет в самозабвении», «заключен во внутренней своей тьме самоневедения».
«Сознание благодатно живущего во Христе совсем не то». Душа извлекается из механизмов внутренней и внешней жизни и возвышается над ее течениями. Человек «под действием благодати обращается (взором) на существенные отношения (жизни). Затем уже внимательный к себе не сходит с сей высоты духа». Отсюда он «сознает и видит все ясно, как страж какой» Такой человек обрел себя. Далее святитель пишет: «Напряжение пребывать в себе есть подвиг трезвения или бодрствования, самый важный и начальный в духовной жизни».
Восстание к этому подвигу есть задача переходного периода, овладение им — задача периода воцерковления, а стояние в нем уже характеризует истинного христианина.
Время каждого периода для каждого человека свое. Одни до конца жизни могут остаться на каком-либо из них. Другие ревностью и решимостью так управят себя в труд угождения Богу, что из года в год будут иметь видимые плоды. Третьим дается духовный руководитель, благодаря которому человек пойдет кратчайшею и верною дорогою. Четвертых сама благодать Божия подхватит и возведет на ту или иную высоту.
3. Эмоциональная глухота и черствость противоположны эмоциональной экзальтации.
Их еще называют эмоциональной тупостью, дебелостью, нечувствием. За ними скрывается нравственная дебелость. Так, верою человек оживает к Богу, к Церкви, но в событиях жизни, к ближним он остается в привычном ему характере. В человеке совершаются две жизни: новая — в вере и прежняя — в свойственном и удобном образе отношений, ибо подсознательно каждый любит себя. При этом человек ценит свои отношения с Богом, ценит церковные действия, внимателен к ним, придирчиво аккуратен в них, даже строг к себе и окружающим. Но второй заповеди о любви к ближним как к самому себе он опытно еще не знает. Он не слышит, что любовь к себе в истинном духе и разуме есть естественное следствие любви к Богу и поэтому не противоречит любви к другому человеку. Более того, в Евангельской заповеди «мерилом любви к ближнему поставлена любовь человека к самому себе. Но человек утерял дух правильной любви к себе. Мало кто из людей любит себя по-настоящему, как храм Духа Святого». Не зная этого внутренним благодатным опытом, человек остается в любви к себе падшему и держится за себя, боясь отпустить. Будучи замкнутым, он предпочитает одиночество, не подозревая, что этим удерживает в себе холодное, черствое, сухое сердце. Будучи нечутким, он упорно остается таким, не обращая внимания на страдания ближних от его равнодушия. Человек не отдает себе отчета в том, что при этом укрепляет в себе жестокое сердце. Будучи малоподвижным на ответное добро, медлительным на нужды ближних, он в то же время остается бережным к своей собственной жизни, к своим навыкам, привычкам, не ведая, что при этом отлагает от себя всякую возможность живой молитвы к Богу. Одним страстям он предается полностью, другие хладнокровно отсекает, не подозревая, что делает это духом гордости. Он вполне владеет собой, оставаясь в духе самолюбия и самодостаточности. Он почти не знает покаяния, а к исповеди склоняется сухим сознанием. Лишь только всемогущий Промысел Божий может событиями жизни на какое-то время потрясти и утеплить его окаменелое сердце. Но и тогда человек нескоро откликается Богу, многие годы оставаясь духовно безплодным.