Второе — вера, и в ней жажда и желание Бога изгоняются в нас различными страстями. Всякий раз, когда мы с жаждой и желанием припадаем к предметам и действиям страстей, мы теряем Бога и тем угашаем в себе веру. Предаваясь страстям, человек отказывает в себе вере либо переводит ее в обслуживающее средственное значение. Он верою ищет помощи Божией в делах и жизни, заквашенной страстями. Вера становится иждивенческой. Человек, увлеченный собственными заботами и делами, мало думает об угождении Богу и не всегда имеет ясное понимание, чем можно Богу угодить, но при этом чувствует нужду в Нем и просит, чтобы Господь угодил ему. Отсюда его молитвы, благодарения, хождения на службы, участия в таинствах и нередко прилаживание заповедей к собственным нуждам. Это происходит всегда так причудливо и так многообразно, что ни предугадать наперед, ни упредить невозможно. Человек все время живет сам в себе. И чем больше он так живет, тем все формальнее начинает быть его церковная жизнь, возгреваемая лишь изредка чувственными восторгами Богу, за которыми неизменно и жизнедеятельно стоит, увы, самоугодие. Отсюда, чтобы поддержать веру, нужно постоянное и сердечное размышление о том, что есть угождение Богу. Но не праздное размышление, а деятельное. С желанием так поступать, так жить, т. е. жить согласно существу своей души и своего духа, потому что существом богодарованной души и духа является угождение Богу. Вера начинает в нас движение к этому существу, оно же и совершается в этом существе.
В НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ ЖИЗНИ ИЩИ БОГА