Пути к Богу: Жизнь по Бхагавадгите

Когда я говорю о ритуальной стороне жертвоприношения, я вовсе не хочу принизить значение ритуала как такового. Это далеко не так. Ритуал может быть мощным инструментом духовного совершенствования. Он привносит в нашу жизнь сакральное и напоминает, что у игры есть множество уровней. На самом деле я полагаю, что это полезное упражнение, которому стоит посвятить какую-то часть нашей повседневной жизни, сознательно и последовательно превращая её в ритуал. Можно, например, поработать таким образом с пищей — так мы сможем привнести осознанность в ту область, где обычно безраздельно правит желание. Вместе с воздухом и водой, пища имеет первостепенное значение для нашего выживания, и потому связанные с ней желания очень прочно встроены в нашу психическую структуру. Очень непросто сохранять осознанность по отношению к желаниям, обладающим такой силой. Однако существуют связанные с едой практики, которые превращают сам приём пищи в садхану и делают его частью процесса превращения нашей жизни в путь пробуждения.

Одним из способов осознанно относиться к поедаемой пище — превратить питание в приношение. В четвёртой главе Гиты есть шлока, касающаяся жертвоприношения; в большинстве комментариев говорится, что в Индии многие используют её во время еды. Я тоже применяю эту мантру всякий раз, когда ем.

Когда-то для нас с отцом эта мантра была чем-то вроде любимой игры. Когда подходило время обеда, ещё даже не сев за стол, он уже тянулся за вилкой, лез ею в салатницу и начинал хрустеть овощами. Набив рот, он вдруг осознавал, что я как раз произношу молитву, и застывал с виноватым видом. Но стоило мне увлечься благословениями, как он ворчал как бы себе под нос: «Уже давай жуй!», ненавязчиво намекая, что пора бы уже закругляться и приступать к еде. Это был наш ритуальный танец, который мы исполняли с ним на пару.

Сразу оговорюсь — я даже не пытался на него давить, мне было всё равно, съест он свой салат без благословения или нет; он сам говорил: «Ой, нет-нет, я не стану есть, пока ты молишься». Однажды он даже спросил меня: «Чего ты там такое бормочешь?» Я объяснил ему, и с тех пор он всегда присоединялся к моим «шанти, шанти, шанти», а в конце говорил «Аминь!» — лучшее из всех слов!

Вот та мантра[78], которую я произносил за едой.

Брахмарпанам, Брахма хавир, Брахмагнау, Брахмана хутам
Брахмайва тена гантавьям Брахма карма самадхина
Гуру Брахма, Гуру Вишну, Гуру Дэвамахешвара
Гуру сакшат Парамбрахма, тасмай Шри Гуруве намах
Ом, шанти, шанти, шанти.

В первых двух строках говорится: «Смотри, когда ты принимаешь пищу, пища есть частица Брахмана, частица непроявленного Нечто, лежащего за пределами формы. Помнил ли ты об этом в последний раз, когда ел? Ты думал, что перед тобою пища, тогда как это был дух в плотной форме».

«Но на этом мы не остановимся, — говорит мантра. — Пища есть Брахман, но и огонь, в который ты бросаешь пищу (а это может быть огонь твоего голода, огонь твоего желания или священный огонь, которому ты приносишь гхи), — он тоже часть Брахмана. Ты думал, что огонь твоего голода — всего лишь огонь? Нет, этот огонь есть Брахман. Так что теперь ты бросаешь Брахмана в Брахман.

Но и это ещё не всё. Как вы думаете, кто осуществляет эти действия? Вы полагаете, это вы? Вы полагаете, это вы собираетесь съесть пищу, чтобы удовлетворить своё желание? Нет. Ибо и вы — тоже Брахман. И теперь получается, что Брахман бросает Брахман в пламя Брахмана. И кому же вы предлагаете это приношение? Вы считаете — богам? А кто такие боги? Ну, разумеется, это тоже Брахман. Вот так-то.

Итак, получается, что вы — Брахман, который бросает Брахман в пламя Брахмана, посвящая это действие Брахману, — это означает, что на самом деле не происходит ровным счётом ничего. Понимаете? Всё это — иллюзия. Брахман, играющий с Брахманом. Всё сущее — игра Господа, божественная лила. А вы думали, что собрались просто пообедать?!