А раз верховное командование не имело возможности перебросить в регион требуемые военные силы, российские интересы в проливах предстояло укрепить и обеспечить силами главным образом дипломатическими. Всякий раз, когда Сазонову приходилось столкнуться с дипломатической или военной агрессией со стороны держав Тройственного союза, он пристально следил за позицией России в районе проливов. Скажем, во время Италотурецкой войны, имея двойной резон, Сазонов благоволил итальянцам. Первая причина заключалась в сохранении выраженной в Раккониджи поддержки в отношении возможной смены режима в проливах в пользу России. Вторая же – в том, чтобы повысить вероятность выхода Италии из Тройственного союза в случае континентальной войны. Во время Балканских войн Сазонов всеми силами оберегал османские завоевания балканских союзников, ограждая их от давления Австрии.
И вновь, как и прежде, он стремился к тому, чтобы балканские столицы видели в России своего наилучшего покровителя, одновременно не дозволяя болгарам составить угрозу интересам России в проливах. Аналогичным образом, когда турецкая морская экспансия привела к реальной угрозе морскому господству России на Черном море, под сильным давлением, сообщаемым Певческим мостом, правительство бросило ресурсы и усилия на увеличение собственного флота, пытаясь также не допустить получения турками ожидаемых ими кораблей.
С началом Первой мировой войны и объявлением Турции о нейтралитете политика Сазонова сосредоточилась на германской угрозе. С августа по конец октября 1914 года он энергично старался убедить Порту оставаться в стороне. Рискуя в обозримом будущем сделать овладение проливами недостижимым, он все же стремился обеспечить военные позиции России против Центральных держав. В ходе войны он решительно отвергал любой зондаж со стороны Германии по поводу заключения сепаратного мира, включая и посулы проливов и Константинополя в качестве награды Петрограду за предательство своих союзников: невозможно было столь вероломным образом пожертвовать военным разгромом Германии.
После же вступления Турции в войну до тех пор последовательная политика Сазонова легла в фатальный дрейф, причиняя русской дипломатии серьезнейшие осложнения и ставя под удар общие военные усилия. Разгром Германии уже более не имел для него первостепенной значимости. Не желая принять текущего хода событий, который военное руководство полагало наилучшим, он вместо этого категорически отверг возможность сепаратного мира с Османской империей на каких бы то ни было условиях с ее стороны. Как следствие, русские силы по-прежнему были распределены среди нескольких фронтов, а не сосредоточены на Западном. Если бы удалось бросить закаленные в сражениях, уже испытавшие вкус побед кавказские части против Центральных держав, это могло существенно повысить боевой дух армии, вынуждая Берлин стягивать на восток все большие силы и тем самым улучшая положение на французском и итальянском фронтах. Но, отказавшись от мира с турками, Сазонов отрезал возможность для Антанты поправить ситуацию со снабжением, а для России – вырваться из изоляции.
Но даже в подобном решении мы без труда увидим скрытую логику: министр лишь держался положений, годами декларируемых его ведомством, а там многократно утверждалось, что вопрос о проливах может быть разрешен лишь в контексте масштабной всеевропейской войны. И в разгоревшейся войне Сазонов усматривал именно тот момент, когда России следовало наконец обеспечить свои интересы, то есть овладеть проливами. Он отвергал позицию союзных правительств, предполагавших, что, даже если она не захватит проливы военным путем, после разгрома Центральных держав могущество России будет столь неоспоримым, что попросту дарует ей контроль над ближневосточным театром, включая и Босфор с Дарданеллами. Проще говоря, подразумевалось, что после поражения Германии и Австро-Венгрии Петроград будет волен добиться от турок любых договоренностей по проливам.