Пути к славе. Российская империя и Черноморские проливы в начале XX века

Еще до возникновения расхождений относительно «незаинтересованности» было назначено и франко-русское «свидание» с целью уладить накопившиеся разногласия держав [Poincare 1926–1933, 2: 99-100]. Обеспокоенные известием о встрече императоров, французы запросили перенос визита – Россия охотно согласилась, и Пуанкаре посетил Россию с 9 по 16 августа. В первые же дни французский министр имел продолжительные встречи с Николаем II, Сазоновым и Коковцовым, обсудив широкий спектр тем, касающихся как союзных отношений держав, так и международной повестки. Сазонову вновь предоставлялась отличная возможность выдвинуть какие-либо требования или заявить о намерениях в отношении проливов и Константинополя, но, несмотря на подробное обсуждение множества вопросов, особенно по Итало-турецкой войне, сербо-болгарскому союзу и франко-русским военным отношениям на суше и море, проливы упоминались лишь мимоходом. В меморандуме о встрече за подписью обоих министров проливы не упомянуты вовсе, равно как мы не найдем о них ни слова и в соответствующих параграфах мемуаров Пуанкаре, Сазонова, Коковцова или Луи[146]. К счастью, их мимолетное появление запечатлел британский посол Бьюкенен – да и тот всего лишь упоминает, что Сазонов «заверил г-на Пуанкаре, что ныне не имеет намерений поднимать вопрос о проливах»[147]. Из этого с очевидностью следует, что Россия оставляла за собой право возобновить дискуссию, но вовсе не становится ясно, как и когда на это отреагировал французский министр и какие у данного заявления были последствия. Так или иначе, Сазонов явно стремился не привлекать к проливам лишнего внимания.

Того же подхода Сазонов придерживался и во время третьей – со времени своего назначения – встречи на высшем уровне: с 24 по 27 сентября 1912 года в замке Балморал прошел целый ряд встреч, причем не только с главой британского МИДа, но и с самим королем, а также лидерами парламентской оппозиции и другими высокопоставленными английскими чиновниками. Словом, это была очередная прекрасная возможность прощупать почву на предмет желанного и даже вероятного союза, заручившись той осторожной поддержкой, что англичане не раз выказывали во время предыдущих кризисов. Но на этот раз о проливах умалчивают уже все без исключения источники[148]: как и прежде, Сазонов сосредоточился на более актуальных темах, обходя вопрос о проливах стороной.

Упреждая Болгарию

Столь явные усилия Сазонова по снятию проливов и Константинополя с повестки, впрочем, отнюдь не означали, что он вовсе не занимался этим вопросом. Напротив, по мере того, как нарастала военная угроза на Балканском полуострове, Россия все более опасалась, что Болгария нанесет удар по турецкой столице. Как ни странно, подобное развитие событий провоцировала сама же Россия, поощрявшая и вдохновлявшая систему военных союзов между Болгарией, Сербией, Грецией и Черногорией, таким образом повышались шансы балканских государств одержать верх над Османской империей и, соответственно, снималась нерешительность в вопросе, воевать или нет[149].

Странной иронии ситуации прибавляло и то, что, поддерживая и всячески продавливая создание Балканского союза, Россия рассчитывала сохранить статус-кво проливов и Константинополя[150]. Однако на протяжении 1912 года болгарская угроза Турции вырисовывалась все отчетливее. По условиям Сан-Стефанского мирного договора, заключенного Россией и Турцией в 1878 году, Болгарии отходили значительные территории, которыми затем она вынуждена была поступиться вследствие пересмотра условий договора на вскоре созванном Великими державами Берлинском конгрессе. Так что с тех пор болгарские националисты и многие другие политические деятели грезили о возрождении территориального величия, пусть и столь мимолетного[151]. Некоторые замахивались и на большее – на Константинополь, которому была уготована роль новой столицы возродившейся Болгарии.