Пути к славе. Российская империя и Черноморские проливы в начале XX века

А на следующий день, 16 числа, Сазонову представилась и еще одна возможность засвидетельствовать приверженность территориальной целостности Турции, когда Бьюкенен довел до его ведома, что Константинополь, с подозрением относясь к намерениям России, готов принять гарантии лишь в том случае[428], если таковые даст весь триумвират Согласия. Тогда Сазонов вновь указал на вывод войск с кавказской границы и готовность России присоединиться к ручательству за территориальную целостность Турции в доказательство отсутствия какой-либо против нее враждебности[429]. Еще несколькими днями ранее Гире сообщил ему, что турки потребуют территориальных уступок, существенных настолько, что они умиротворили бы как армию, так и общественность. Сазонов отвечал, что Гирсу следует быть готовым подтвердить прежние гарантии, а также возвращение немецких концессий. Что касается территорий, министр предложил союзникам уступить Турции остров Лемнос, находившийся в греческом владении и имевший стратегическое значение для проливов[430]. Среди дополнительных вариантов значились также прочие Эгейские острова и Западная Фракия[431]. Однако британцы высказались «положительно против идеи предложения какого-либо территориального увеличения» в данных обстоятельствах, и в особенности за счет Греции ввиду опасений, что та, раздосадованная таким ходом событий, может примкнуть к Германии. Они уже откомандировали советника на греческий флот и выстроили прочные отношения с этим стратегически чрезвычайно важным государством, так что, если турки действительно вступят в войну против Антанты, греческий флот сумеет оказать решающую поддержку в борьбе с турецким[432]. Поэтому, несмотря на ожидания Гирса, что Сазонов убедит союзников в вопросе о греческих островах, министр от этой идеи отказался в надежде, что турки удовлетворятся всем прочим[433].

Внимание Сазонова к Эгейским островам, возможно, было обусловлено и иным мотивом. Пусть он прямо о том и не упоминал, но, высказываясь за возвращение Лемноса Османской империи, он, вполне вероятно, держал в уме будущие русские позиции в проливах. Россия весьма пристально следила за тем, в чьих руках окажутся ближайшие к проливам острова, и лишь в силу стремительного развития событий в итоге согласилась на их переход к Греции. Если же турки сейчас вновь получали Лемнос, Россия от этого только выигрывала в дальнейшем, когда придет черед захватить интересующую ее область. Греческое же обладание островами всерьез компрометировало стратегическое положение России в проливах. Еще в конце 1912 года князь Ливен, тогдашний начальник Морского генерального штаба, отмечал, что, как только Россия расширится в регионе, ей «необходимо [будет] занять опорный пункт в Средиземном море. И наилучшим вариантом был бы остров Лемнос»[434].

Другое свидетельство тому, что тогдашние шаги МИДа были продиктованы положением России в проливах, предлагает письмо от 20 августа управляющего отделом Ближнего Востока князя Г. Н. Трубецкого Гирсу в Константинополь. Описывая возможный выигрыш России в войне, Трубецкой замечает, что, независимо от прибавления тех или иных земель вдоль западных границ, «прежде всего мысль обращается к проливам». Если Турция останется нейтральной, а Антанта гарантирует ее территориальную целостность, «по заключении мира нам [России] необходимо [будет] оговорить преимущественное для прибрежных государств Черного моря право прохода военных судов через проливы». Если же Турция вступит в войну против России или балканских государств, «желательно было бы <…> определить то обеспечение нашего контроля над проливами, которое менее всего встретило бы сопротивление Англии и явилось бы вообще наиболее осуществимым». Можно было бы «все турецкие укрепления [в проливах уничтожить и завладеть] укрепленными пунктами на обоих побережьях у выхода Босфора и у выхода Дарданелл» или же занять подходяще укрепленные позиции неподалеку, чтобы, разместив там флот, добиться «достаточного стратегического для нас обеспечения свободы проливов». Куда более сдержанно Трубецкой говорил о судьбе Константинополя – вопрос этот ему представлялся на текущий момент «академическим», и он предлагал действовать осмотрительно, чтобы Россия не повторила «ошибки Германии, вооружившей всех против себя своим явным стремлением поколебать равновесие в Европе»[435]. Если территориальные преобразования в проливах и не обсуждались пока официально, политики, безусловно, были о них вполне осведомлены.