Прибытие и «приобретение» немецких крейсеров лишь усугубило скептическое отношение к турецкому предложению. В адресованной Гирсу телеграмме с изложением юридических оснований для опротестования покупки «Гебена» и «Бреслау» Сазонов ссылался на нератифицированную, но де-факто общепринятую Лондонскую декларацию о праве морской войны 1909 года, регулировавшую передачу судов от комбатантов нейтральным государствам и воспрещавшую маневры, подобные предпринимаемым турками; 11 августа он настаивал, что покупка кораблей турками «преследует явную помощь Германии», поскольку та могла легко лишиться их в Средиземноморском бассейне, который бороздили британские и французские флотилии[422]
. А уже на следующий день он прямо уведомил турок об очевидном факте: «внезапное» завладение означенными судами «в то время, когда они [турки] начали переговоры с нами, едва ли облегчит задачу нашего сближения»[423]. И все же с учетом очевидной настроенности Сазонова и далее затягивать переговоры, «выигрывая время», срыв их был исключен.Также немалое влияние на отношение Сазонова к русско-турецкому союзу оказали и иные дипломатические лица. Так, 10 и 11 августа Извольский уведомил его, что на набережной Орсе многие, включая и самого французского министра Гастона Думерга, слышали, что османское правительство опасается, не воспользуется ли Россия победой в войне для завладения Константинополем и проливами. Думерг предположил, что Россия вполне могла бы успокоить Турцию, гарантировав соблюдение ее территориальной целостности. Зная при этом о серьезном интересе России к зоне проливов, он заметил, что подобное ручательство никоим образом не помешает в конце войны разрешить «вопрос о проливах в соответствии с [русскими на него] взглядами»[424]
.А 12 августа Сазонов узнал, что турецкий поверенный в Петербурге в несколько иных формулировках рассуждает о союзе с Россией. В отличие от Энвер-паши, Фахреддин заявил, что Турция не ищет территориальных приращений, но в обмен на сотрудничество желает получить контроль над немецкими концессиями в Малой Азии, а также ручательство России не поддерживать армянских националистов в Османской империи. Сазонов, пусть и без уверенности в серьезности высказанных посланником идей, сообщил Гирсу, что, исключая разрыв с армянами, все прочие пункты он считает вполне приемлемыми[425]
.Отвергнутые предложения
Приняв во внимание описанные выше соображения, Сазонов принялся за разработку встречного предложения Энвер-паше и 13 августа сообщил Фахреддин-бею, что Россия готова заключить с Турцией соглашение, в котором не было речи о территориальных приобретениях, но предоставлялись гарантии ее территориальной целостности, – иными словами, Россия обязалась не нападать на Турцию, пользуясь ее ослабленным положением. Сазонов указал турецкому поверенному, что туркам будет куда целесообразнее получить контроль над немецкими интересами в своей империи, чем прирасти новыми территориями, ценность которых представляется сомнительной. Озвученное министром практически совпадало с тем, что предлагал накануне сам Фахреддин, так что долго убеждать его не потребовалось. С турецким правительством дело обстояло, конечно, совершенно иным образом. Лишь 15 числа Сазонов известил союзные столицы о своих планах: он бы желал просить турок о демобилизации – в подтверждение искренности объявленного нейтралитета. В качестве компенсации за подобную меру, фактически оставлявшую турок беззащитными перед полностью мобилизованной русской армией, Сазонов предлагал державам Антанты выступить коллективным гарантом территориальной целостности Турции. А в качестве дополнительного стимула он намеревался предложить Турции владение всеми немецкими концессиями и предприятиями в Малой Азии [вписав соответствующий пункт и в будущий мирный договор][426]
. Подчеркивая благосклонность России по отношению к Турции, Сазонов указывал, что, невзирая ни на продолжающуюся мобилизацию, ни на провокацию с покупкой немецких крейсеров, русские войска не возвращены на Кавказ и по-прежнему сосредоточены на немецком фронте[427].