Немецкие офицеры и прочие члены экипажей были в восторге от всего этого маскарада – что «Гебен» и «Бреслау» турецкие корабли. Они с удовольствием напяливали турецкие фески, являя миру убедительные доказательства тому, что эти верные моряки кайзера ныне исправно несут службу на флоте султана. Как-то раз «Гебен» прошел по Босфору, остановился прямо перед русским посольством и бросил якорь. Офицеры и матросы выстроились на палубе – на обозрение вражескому посольству – и разом торжественно сняли турецкие фески, надев немецкие фуражки. Оркестр заиграл «Deutschland iiber Alles», потом «Die Wacht am Rhein» и прочие песни, а моряки громогласно пели под аккомпанемент. Так они распевали серенады под окнами русского посланника около часа, а то и больше, а затем все вновь сняли фуражки и сменили их на фески. После чего «Гебен» снялся с якоря и направился на юг, к месту стоянки, а до слуха русских дипломатов еще некоторое время долетали неспешно затихающие вдали обрывки немецких военных песен [Morgenthau 1926: 79].
Подобное неприкрытое бахвальство лишний раз подтверждало державам Антанты, что немцы сохраняют в Турции солидные позиции, а турецкий нейтралитет не более чем фарс[400]
.Все старания союзников нейтрализовать корабли были быстро сведены на нет. Османская империя имела вескую причину для подобной покупки: ведь если руководство страны и не питало особых иллюзий относительно подконтрольности ему «Гебена» и «Бреслау», то народные массы приняли известие об их покупке бурным одобрением, подпитываемым еще и тем, что один из кораблей, арестованных Великобританией, был оплачен по публичной подписке[401]
. Теперь же все выглядело так, что Германия эту ошибку исправила, еще более ослабляя позиции Антанты; а поскольку турки действительно получили корабли по контракту, англичане довольно вяло требовали от них отослать суда обратно в Германию. 12 августа Бенкендорф сообщил Сазонову, что, по мнению британского МИДа, после конфискации турецких кораблей опротестовать покупку «Гебена» и «Бреслау», апеллируя к нормам международного права, будет затруднительно. Пытаясь рассуждать оптимистично, англичане указывали, что в плане морской ситуации лучше все же иметь два корабля нейтрального турецкого флота в Мраморном море, чем в Средиземном и в составе активно воюющего немецкого[402].Сазонов был категорически не согласен, причем по ряду причин. Во-первых, он адекватно оценивал угрозы, связанные с немецкими кораблями, представлявшими серьезную опасность менее мощному русскому флоту. Во-вторых, по рекомендации Морского генштаба он настоятельно советовал Лондону сохранить военно-морскую миссию в Турции, ибо в противном случае немцы займут вакантные должности и еще более упрочат контроль над турецкими вооруженными силами. Сазонов, не скрывая этого, досадовал на англичан; никаких положительных сторон в сложившейся морской ситуации он не наблюдал. Стремясь не ослаблять давления на турок, пристально следя за соблюдением ими объявленного нейтралитета, он при этом не желал и слишком облегчить немцам установление контроля в Константинополе. И тем более конечный результат представлялся ему «прискорбным], что англичане имели возможность не допустить [корабли] в Дарданеллы»[403]
.Надежды на нейтралитет, попытки выиграть время