Пути, перепутья и тупики русской женской литературы

Образ старухи (как и образ старости вообще) в российской литературе эпохи перестройки и постперестройки приобретает сильные социальные коннотации и участвует в обсуждении проблем старого/нового в политическом смысле, вопросов конструкции и де/ре/конструкции нации, российской государственности и государственной национальной идеи.

Раздел пятый «Пишу себя…»: О женских автодокументальных текстах

«Прехорошенький городок» Женские путевые заметки первой половины XIX века о Тверском крае [936]

Рассказы о путешествиях, записи увиденных в пути впечатлений обычно называют путевыми записками или травелогами. Зачастую они являются составной частью других автодокументальных текстов: писем или дневников. Собственно говоря, и в своем «чистом» жанровом виде путевые записки можно рассматривать как род дневника, но особого, «хронотопного» типа, так как в травелогах последовательность записей отмечается не только хронологически, по датам, но и топологически — по местам. Пространство — главный объект описания и структурообразующий элемент травелогов. Но о каком пространстве идет речь? Достаточно ли для анализа топологии травелогов географических познаний?

В последние десятилетия в научный обиход вошел термин «пространственный поворот» (spatial turn):

Новая культурная география рассматривает пространство как социальный продукт, результат экономического и культурного производства, который при этом скрывает условия своего формирования и предстает как натуральный[937].

Философы и социологи понимают пространство не как неподвижную емкость, «контейнер», а как динамическую систему «пространственных практик». Репрезентации пространств и «отношения к месту производны от социальных отношений и в какой-то мере закрепляют их», — как доказывает Лин Лофланд[938]. Собственно, это же имел в виду и известный социолог Пьер Бурдьё, когда анализировал социум в терминах пространства, рассуждая о социальном пространстве и символической власти[939].

Все вышесказанное несомненно имеет отношение к анализу травелогов. В любом описании пространства совершается не только его освоение, но и присвоение. Даже в таких претендующих на объективность и информативность текстах, как путеводители, перед нами пространство дискурсивное: его описание имеет цель «навязать» нам какую-то социокультурную концепцию через образы пространства. Описывая историческое место, типично русский город, прекрасный пейзаж и т. п., путеводитель «диктует» нам определенные представления о том, что такое история, русскость или прекрасное. Еще в большей степени субъективированно и дискурсивно присвоено пространство в путевых заметках, которые, как и любой автодокументальный жанр, открыто субъективны. Позиция автора и в буквальном, и в переносном смысле субъективно локализована. Важно, как пишет Михаил Маяцкий[940],

из какого места производится высказывание, какова ситуация (в социальном пространстве и в топике субъективности) говорящего, думающего, описывающего, действующего. Только эта определенная локализованность и дает возможность что-то увидеть. Такая модель объясняет, почему видение дается неизбежной ценой «слепого пятна»: увидеть нечто можно только за счет невидения другого[941].

Любой пейзаж в травелоге в определенной степени — «ландшафт моих воображений», любой описанный географический объект в некотором роде фиктивен. Это, конечно, не означает, что путевые записки не могут служить источником информации о местах, которые посещали авторы. Однако надо всегда помнить, кто смотрит и описывает увиденное, что он/она видит и что не замечает и даже не способен/способна заметить.

Автор путевых записок всегда своего рода ино-странец, житель иных краев, смотрящий на новые места глазами чужого, неофита. Он готов делать обобщения на основе мимолетного впечатления, он интерпретирует чужое через знакомые ему парадигмы, он принимает незнакомое ему за необычное и экзотическое, в то время как для живущего в этих местах то же самое является обыденным. Если использовать травелоги как источник достоверной информации, то необходимо сравнивать и проверять, подходить к ним с презумпцией дискурсивного недоверия. С другой стороны, травелоги безусловно являются прекрасным объектом для имажинальной или образной географии, которая