- Да, дорогой друг, вы уже смеетесь, но вам известна лишь часть дела. Главное же - в мотивировке (ибо Бото ничего не делает без причины). Разумеется, когда я говорила, что мне показано чтение научных брошюр, чтобы успокоить воображение, это было лишь шуткой, истина же заключается в том, что я
Бото пытался что-то вставить, но Кете беспощадно подавила эти попытки:
- Знаю, знаю, ты хочешь сказать, что, по крайней мере, предложил мне на всякий случай восемь томов развлекательного чтения. Как же, как же, ты всегда был очень предусмотрителен. Но я надеюсь, что этот случай так и не представится. Дело в том, что вчера я получила письмо от своей сестренки Ине, и она пишет мне, что в Шлангенбаде вот уже неделю лечится Анна Гревениц. Вы должны ее знать, Ведель, она урожденная Pop, прелестная блондинка, мы вместе с ней были в пансионе у старой Цюлов и даже в одном классе. Помнится, мы с ней вместе обожали Феликса Бахмана и даже стихи сочиняли в его честь, покуда наша добрая старая Цюлов о том не проведала и не приказала выбросить из головы подобные шутки. По словам Ине, туда может приехать еще и Элли Винтерфельд. А теперь я вас спрошу, дорогой Балафре: неужели в обществе двух очаровательных молодых дам,- а я там буду третья, пусть даже не идущая ни в какое сравнение с первыми двумя,- неужели в таком прекрасном обществе нельзя жить? Как вы полагаете, дорогой Балафре?
Балафре отвесил почтительнейший поклон, преувеличенной мимикой подтвердив полное свое согласие со всем вышесказанным, за исключением разве слов Кете о том, что она может хоть кому-то хоть в чем-то уступить, поеле чего возобновил придирчивый экзамен:
- Божественная, я хотел бы услышать подробности… Ибо мелочи, я бы сказал - минуты, определяют наше счастье и горе. А в сутках так много минут.
- Ну, я представляю это себе так: поутру письма. Затем музыка в курзале, затем прогулка с обеими дамами - желательно в уединенной аллее. Там мы присядем и прочитаем друг другу письма, которые, я надеюсь, мы получим. Если он напишет что-нибудь ласковое, мы будем улыбаться и говорить: «Ах, ах». Потом ванна, после ванны надлежит заняться туалетом, с тщанием и любовью, как вы понимаете, а это занятие в Шлангенбаде едва ли доставляет меньше удовольствия, чем в Берлине. Скорей наоборот. Затем табльдот, где справа от нас будет сидеть седовласый генерал, а слева - богатый фабрикант, к фабрикантам же я с детства питаю слабость. Слабость, которой не стыжусь. Ибо все они либо изобрели какую-нибудь броню, либо проложили подводный кабель под океаном, либо прорыли туннель, либо построили подвесную дорогу. К тому же - и это отнюдь не вызывает у меня презрения - они очень богаты. После обеда - чтение и кофе в комнате со спущенными жалюзи, чтоб на газетном листе отражались тени и свет. Затем прогулка. Если повезет, к нам присоединятся еще два-три кавалера из Майнца или Франкфурта и будут скакать подле нашей кареты, а я должна вам признаться, господа, что с гусарами, все равно - голубыми или красными, вы не идете ни в какое сравнение; на мой просвещенный взгляд, было и будет серьезной ошибкой, что число гвардейских Драгун удвоили, а гусар оставили сколько есть. Еще того нелепее, что они до сих пор томятся в провинции. Такой изысканный род войск должен украшать столицу.
Бото, слегка угнетенный необычайным красноречием своей супруги, несколько раз пытался перебить ее. Но гости были настроены далеко не столь критически, напротив, они более чем когда-либо восторгались его «очаровательной женушкой». Балафре, по праву занимавший первое место среди почитателей Кете, сказал: