Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI

Особенно ярко это проявилось в следующем эпизоде. В 1915-1916 годах будущий известный историк, а в то время ученица ВВКУ Вера Лейкина написала такой текст: «Вам всем, бесцельно слоняющимся в поисках великого „настоящего дела“ посвящаю я эту статью… Что вы называете великим делом? Служение человечеству, но не просто служение, а обязательно с какими-то драматическими декорациями. Мелкое дело, которое всякий способен свершить, нет, это не для вас, это „не то“. Вам подавай сразу облагодетельствование целого мира… И вот ходите вы жалкие и гордые своей великой миссией, которой нет и не будет, ненужные никому, коптите небо своим бесполезным существованием… Вы хотите подарить мир новыми идеями, улучшить его новым содержанием… и не можете заняться воспитанием ваших собственных братьев и сестер. Не можете научить грамоте вашу прислугу… Сколько воды утечет, пока исчезнет ваше глупое детское пренебрежение обыденной работой»[334]. Казалось бы, вот пример того, как школьная среда осваивает «теорию малых дел», но на самом деле освоена не сама теория, а ее отрицание.

Вера Лейкина так и не решилась выпустить в свет этот текст, хотя специально, для того чтобы противостоять школьному «мейнстриму», она организовала и редактировала свой собственный школьный журнал, выходивший целых два года. Более того, она единственная из всех учившихся в ВВКУ публицистов осмелилась выпустить в свет статью о табуированной в интеллигентской школе теме – теме любви; но призыв к «малым делам» оказался более «криминальным».

Еще интереснее то обстоятельство, что, вопреки желаниям школьников, на практике осуществлялось именно то, что они отрицали, – «малые дела» в виде издания газет, организации кружков или участия в благотворительности. Но во внутришкольной прессе дети по-прежнему продолжали писать о том, что в школе нет всеобщей, вовлекающей всех от мала до велика, общественной жизни, что они прозябают без большого дела, Любопытно, что причину этого учащиеся могли видеть в том, что они лишены возможности обсуждать действительно важные темы, которые «по понятным причинам совершенно изъяты, и волей-неволей приходится переливать из пустого в порожнее надоевшие школьные и газетные вопросы»[335]. Некоторые считали, что «большого дела» нет не потому, что важные вопросы «изъяты» из школьной повестки, а потому, что у учащихся не хватает мужества перешагнуть через собственный эгоизм и начать говорить о действительно важных вещах большого, внешнего, а не внутришкольного мира. Эгоизм и боязнь встретиться «со сторонами жизни очень неприятными, тяжелыми» – вот причина того, почему в школе не организуется большая общественная жизнь[336].

С этой точки зрения рассуждения и умолчания детей о «малых делах» вполне соответствуют тому разочарованию, которое испытывал по отношению к «теории малых дел» Жбанков. Однако изменения можно проследить не в идеях, а в прагматике повседневной деятельности. В школьных журналах сохранились описания столкновений с неприятными сторонами жизни в сфере благотворительности. Тут нельзя не отметить, что для школьников, как и для многих представителей интеллигенции, опыт действительного, а не виртуального общения с народом оказывался иногда травматическим и требующим специального осознания. Однако рефлексия разных поколений имела различные оттенки.

Вот, например, в одном из журналов в конце XIX века был помещен рассказ «Обход», в котором «автор рассказывает о своих впечатлениях при обходе бедняков, заявивших о своих желаниях воспользоваться пособием от какого-то благотворительного общества». Обход, судя по контексту, производит на автора довольно тягостное впечатление, и он задается вопросом, весьма характерным и очевидным: кто же в этом виноват? И ответ не менее характерен: «Виновата вся жизнь, мы не можем исправить ее единичными усилиями, но, помогая бедным и не делая зла, мы, по крайней мере, можем быть довольны хоть тем, что если за нас и не молятся, то и не проклинают»[337].