Пути в незнаемое

Какое понятие Рубакин вкладывал в слова «мое мировоззрение», раскрывается его страстной полемикой с растерявшимися отступниками, с откровенными ренегатами. Эта полемика велась им тогда, когда в литературе и искусстве самодовольные юнцы, приват-доценты, мечтающие о профессорской кафедре, версификаторствующие девицы содрогались от отвращения при слове «народ». Рубакин презирал эту «чистую публику» с такой силой, что его публицистика того времени по своему тону напоминала библейские проклятия пророков. Он отказывал им в праве называться образованными людьми, считать себя интеллигентами. Этот книжник, великий любитель и ценитель книг, с отвращением отбрасывал великолепно изданные альбомы и пышные тома, посвященные описанию редких книг прошлого века, он презирал моду на коллекционирование книг, на холодное любование драгоценными гравюрами в них, уникальными переплетами. В своих статьях, посвященных русской интеллигенции после революции 1905 года, Рубакин производит беспощадную чистку «рядов интеллигенции». Он исключает из ее состава всех, кто свои интересы, вкусы ставит выше интересов общества. Он торжественно лишает этого звания «перебесившихся» вчерашних студентов, начавших успешно приспосабливаться к казенному пирогу: «Точно так же не интеллигент тот, кто отдает свой ум, талант, силы, энергию и хотя бы даже самую выдающуюся ученость существующему государственному строю и работающий для его поддержания, улучшения и приспособления к нуждам тех общественных классов, которые живут на неоплачиваемый чужой труд, на „добавочную стоимость“».

Но Рубакин не только — в выражениях, напоминающих церковную формулу отлучения от церкви, — отлучал от лона интеллигенции пораженцев и отступников. Он убежденно предсказывал, что рабочий класс вырастит свою интеллигенцию, которая сменит интеллигенцию буржуазную и станет носителем самых высоких творческих идей: «На фабриках, на заводах, на железных дорогах, в рудниках, даже в солдатских казармах быстро наросла новая сила — сила мыслителей». Рубакин с тем большим правом мог об этом говорить, ибо он немало сделал, чтобы в рабочем классе скорее вырастала эта новая и могучая сила.

Поражение первой русской революции проложило водораздел между последовательными бойцами за социальное переустройство мира и их случайными попутчиками. Но еще в большей степени этот водораздел был проложен не поражением, а победой революции. Размежевание после Великого Октября 1917 года было окончательным, внесшим полную и исчерпывающую ясность в позицию русской интеллигенции. Рубакин в это время находился там, куда с большим трудом доходил гул революционного вулкана. Зато он был завален прессой, которая из номера в номер, каждый день, сообщала о том, что большевики разрушили Кремль, разграбили музеи, перебили русскую интеллигенцию. Ни на один день не стал Рубакин отступником. В конце 1918 года в письме к Горькому он пишет: «Я приветствую нашу милую, дорогую, близкую и далекую социалистическую республиканскую Россию, осуществляющую мечту моей жизни».