Пути в незнаемое

…Через сорок лет в мемуарной книге «Часть и целое» Вернер Гейзенберг постарался воспроизвести все, что сказал ему тогда Нильс Бор:

«Он напомнил легенду о принце Датском и продолжал:

— Не странно ли, как изменяется этот зáмок, едва начинаешь воображать, что здесь жил Гамлет? Люди науки, мы уверены, что зáмок состоит всего только из камней, и восхищаемся способом, каким архитектор сложил их вместе. Эти камни, эта зеленая крыша с патиной времени, эта деревянная резьба в часовне — все это в единстве и образует Кронборг. И ничто из всего этого не должно становиться иным, чем оно есть, оттого, что Гамлет тут жил, а меж тем все становится совершенно иным. Стены и бастионы вдруг начинают говорить совсем другим языком. Замковый двор начинает вмещать целый мир, темные углы принимаются напоминать нам о тайниках в человеческой душе, и мы слышим гамлетовское „быть или не быть?“. А ведь все, что мы доподлинно знаем о Гамлете, сводится лишь к появлению его имени в Хронике тринадцатого столетия. Никто не может доказать, что он действительно существовал, не говоря уж о том, что он обитал здесь. Но каждому известно, какие вопросы заставил его задавать Шекспир и какие человеческие глубины в нем обнажились, и каждый знает, что место на земле было найдено для него тут — в Кронборге. А коль скоро мы все это знаем, Кронборг превращается для нас в зáмок, совершенно отличный от того, который некогда воздвиг Фредерик Второй».

Можно ли было не сохранить в навсегда удивленной памяти такие внезапные размышления, услышанные на ходу?! Однако для самого Бора была в них давняя обдуманность. Все выглядело так просто: знание преображало мир. Да, но ведь оно из мира и было извлечено! Не в том ли суть, что наполненность мира всегда неоднозначна? Она туманней логических конструкций. И нужна готовность к раскрытию связей, логически не выводимых.

То был разговор о поэтическом начале в научном познании. Гейзенбергу запомнилось и следующее утро, когда весенний ветер расчистил небо и они сумели различить на севере крайний мыс шведского полуострова Кюллен. Бор все глядел туда, за море, а потом сказал:

«Вы росли в Мюнхене, вблизи гор… Может быть, вам не удастся полюбить мою страну. Но для нас, датчан, море — нечто первостепенно важное. Когда мы смотрим в морскую даль, мы думаем, что доля бесконечности нам дана в обладание».

Оттуда они повернули на запад — к Тисвилю.

Голос Паули. Когда-нибудь твой Тисвиль будет вызывать у туристов те же мысли, что Кронборг, поскольку люди будут знать, на какие вопросы заставлял отвечать природу датчанин Бор в своем Вересковом доме…

3