Пути в незнаемое

Голос Бора. Он мне говорил про юного Вернера, каким талантливым невеждой надо было быть, чтобы не знать существующего математического аппарата и самому изобрести его, раз он тебе понадобился! А ты не огорчайся — своим отказом ты сделал доброе дело. Правнук одного наполеоновского солдата-испанца, осевшего на немецкой земле, будет всегда благодарить тебя за твою оплошность…

Предложение, отвергнутое Паули в купе северного экспресса, без колебаний принял на перроне в Ганновере двадцатитрехлетний Паскуаль Иордан. И когда в сентябре 1925 года Бор наконец впервые познакомился по корректуре с пионерской статьей Гейзенберга и ловил в ней отголоски их копенгагенских дискуссий, в это время Иордан и Борн уже заканчивали начатое в августе первое строгое изложение квантовой механики. Отдыхавший Гейзенберг по письмам из Геттингена знал об их усилиях. И был счастлив. И условливался в следующей работе вместе с ними придать окончательную форму новой теории.

Вот тогда-то, почувствовав, что его построение становится безупречным и защищенным, он заспешил: ему бы поскорей возвратиться с каникул в Геттинген, а он 31 августа отправил Бору письмо с просьбой похлопотать для него о датской визе. И в легком стиле, как бы не придавая особого значения своей механике (и тем оправдывая себя за молчание — стоило ли сообщать о пустяках!), написал:

«Разумеется, в течение последнего месяца я ровно ничего не думал о физике и не уверен, смыслю ли в ней еще хоть что-нибудь. А перед этим я сочинил… одну работку по квантовой механике, о которой очень хотел бы выслушать Ваше мнение…»

Так в сентябре вместо Геттингена он наконец поехал в Копенгаген! (Идеи, как птицы, в конце концов влекутся к гнезду, где начали еще до полета пробовать крылья.)

Бор рассказывал Паули, как вместе с Вернером они ездили тогда в Тисвиль. Были с ними брат Нильса математик Харальд Бор и знаменитый кембриджский математик Годфри Харди. Был еще русский математик Безикович. В поезде все разговоры шли вокруг новой механики. Математиков восхищало, что физикам вдруг пригодилась техника матриц из высшей алгебры. А трудности физического понимания их мало заботили.

Голос Бора. Это заботило нас…

И он принялся вспоминать, как той осенью вместе с Гейзенбергом начал отыскивать физическое истолкование странностей найденной механики микромира с ее загадочным правилом умножения.

Да, искомая механика была найдена.

И сразу пошла в дело. Поздней осенью 1925 года Паули уже строил на ее основе теорию атома водорода.

…В одно ноябрьское утро Бор разложил на столе корректуру из лондонской «Природы» — текст его обзорного доклада, читанного в августе, — когда вошла Бетти Шульц с письмом из Гамбурга. Быстро пробежав его глазами, он обрадованно подумал, как хорошо, что корректура лежала еще не выправленной и можно было сделать к ней важное примечание. Это позволяло до выхода работы Паули в печати всех оповестить о первом выдающемся успехе только-только родившейся механики микромира.

«Д-р Паули любезно сообщил мне, что ему удалось количественно вывести из новой теории формулу для водородного спектра…»

Голос Паули. Разве уже одним этим я не заслужил прощения за свой отказ помочь Максу Борну?

Голос Бора. Заслужил, заслужил…

3

В Геттингене тем временем было доведено до конца фундаментальное изложение аппарата квантовой механики. 16 ноября 1925 года оно поступило в редакцию «Цайтшрифт фюр Физик», подписанное тремя именами: М. Борн, В. Гейзенберг, П. Иордан. И теперь уже всем стало казаться удивительным, с какой замечательной быстротой явилась на свет новая научная дисциплина.